Изменившимся голосом она добавила:

– Ты ведь читал и мог оценить ее сам. И ты не согласен со мной?

– Всей душой согласен.

Вернувшись домой, Маккензи обо всем рассказал жене: он привык доверять ей, ее уму и осмотрительности. Салли никогда не сплетничала. Сколько он ее знал, она всегда разделяла его радости и тревоги, не посвящая в них посторонних. Их единственный ребенок находился в колледже в Дартмауте и также стремился к знаниям, как некогда его родители. Кроме того, в нем была отцовская деловая закваска, и это позволяло с уверенностью утверждать, что «Аттикус Пресс» останется и впредь владением их семьи. Маккензи стояли во главе издательства с тех пор, как знаменитый дедушка Эллиота основал это предприятие, которое затем год за годом крепло, поставляя огромное количество печатной продукции в магазины Америки и давая Маккензи возможность жить куда лучше, чем им жилось когда-то в Шотландии. Однако теперь их благосостоянию угрожало запрещение рожать более чем одного ребенка. О, если бы можно было иметь еще детей! Если что-нибудь случится с Аластайром.

Нет! Он боялся даже думать об этом, правда, иногда он все же пытался представить себе, что было бы, если бы сын не оправдал его надежд… если бы родился больным… Ужасно! Ах, если бы иметь еще сына… Утешал себя Маккензи, вспоминая семьи знакомых, где детей дюжина, но достойного наследника, продолжателя дела отца нет. Все дело в генах!..

Итак, он вернулся домой и обо всем рассказал своей жене.

– Мне так не терпится! – воскликнула Салли. – Где эта книга? Я хочу прочитать ее!

– У меня нет копии, – признался Маккензи.

– Как странно, Эллиот! Понимаешь, что я имею в виду? Такая секретность… Уж не заинтересован ли в ней сам Президент?

– Я понял одно: это апофеоз. Гарантирую: «Аттикус» выпустит величайшую книгу в истории.

– Более великую, чем Библия? – сухо поинтересовалась Салли.

– Как знать?! – храбро ответил ей муж.

Дело продвигалось на удивление быстро. Джудит Карриол поздравила себя с получением небольшого вертолета, прикомандированного к ней. Из Вашингтона они домчались менее, чем за час. О, вот это была жизнь! В Холломане ее поджидал правительственный автомобиль. Он был припаркован на взлетной полосе заброшенного аэродрома, среди высоких сорняков и развалин каких-то зданий. Несколько человек в униформе, взяв под козырек, помогли ей забраться на заднее сиденье. Но – никаких иллюзий относительно собственной значимости. Она могла в полной мере наслаждаться жизнью, которой живут высокопоставленные персоны высшего калибра, но постоянно твердила себе, что не должна привыкать к этой роскоши. Иначе возвращение к будням окажется невыносимым. Прямо-таки завет из книги Джошуа Кристиана: «Наслаждайся, но когда все закончится, не оглядывайся назад. Вперед и вверх – в завтра».

Странно: у нее не было возможности видеться с ним вот уже два месяца, но в последний момент, стоя на тротуаре Оук-стрит между домами № № 1047 и 1045, она не смогла заставить себя вернуться к двери дома 1045, где, как ей было известно, он сейчас работал в своей клинике. Она позвонила в дверь соседнего дома.

Мама горячо обняла ее; так она могла бы встретить собственную дочь:

– О, Джудит! Наконец-то!

Мама вцепилась в Джудит обеими руками, вглядываясь в нее с неподдельной любовью.

– Машина? Вижу ты высоко вознеслась… Я развешивала белье на заднем дворе. Не правда ли, белье лучше сушить прямо на солнце, чем в подвале?

Боль. О нет, я не хочу чувствовать боль! Я не должна ее чувствовать! Я не могу отвечать за то, что вам предстоит испытать. Мама, Мама, как же, все твои планы и надежды на него? Зачем ты меня встречаешь так, словно я его будущая жена – женщина, выбранная тобой в невестки? В будущем, которое я готовлю твоему сыну, у него не будет ни сил, ни времени на жену.