– А почему мужского?

– Под женским стояли почитатели, – рассмеялась Ирина. – Должна сказать, Алика, что сегодняшний спектакль мы отыграли довольно прилично.

– Сколько раз вызывали на бис?

– Не поверишь! Целых шесть раз! – снова оживилась Ирина. – Знаешь, у актеров идет соревнование: кому удастся отыграть заключительную сцену так, чтобы зрители замерли и после того, как опустится занавес, не сразу начали аплодировать. Вот сегодня мы это сделали! Это считается высшим пилотажем.

– Поздравляю, мам!

На кухню вошел Иван, переодетый в любимые треники и майку, и сказал:

– Извините, вмешаюсь в ваш разговор! По-моему, с этим Прониным ничего не наладится. А мама твоя хорошо играет не благодаря его, так сказать, чуткому руководству, а вопреки. Я вообще предлагаю Ирише уйти из театра.

– Иван! – возмутилась Ирина. – Ты же понимаешь, сейчас это невозможно. У меня нет агента, я надеюсь на Бориса Владимировича Чигринского, он обещал познакомить меня кое с кем. Но Чигринского сейчас нет в Москве. Только когда я определюсь насчет сериалов, а еще лучше – какого-нибудь более интересного проекта, я смогу принять решение: посылать Пронина или не посылать!

Снова открыв холодильник, Ирина вынула сыр в прозрачной упаковке, колбасную нарезку, блинчики с мясом. Затем тяжко вздохнула и убрала еду обратно. За нею с улыбкой наблюдал Иван.

– Ага! «Пепел Клааса стучит в мое сердце»! Скоро тебя этот театр испепелит! Хорошо, что там работает много твоих единомышленников: бесценная Людочка, Алексей Борисович, Станислав, Нина и другие порядочные люди. А эта ваша бездарная МариПална, между прочим, так и вьется вокруг Пронина, заискивает перед ним. Звание хочет, не иначе! Перед тем как отвалить на пенсию…

– Иван, какой ты злой! – Ирина налила второй бокал сока и выпила его, убеждая себя, что сыта.

– Я злой? – удивился Иван. – Это твой Пронин злой! Он тебя угробит! Ты что, не понимаешь, что происходит? Ты прекрасная актриса, неужели нет театра, где ты хотела бы играть?

– Но я люблю свой театр! Пойми ты! Свой!

Алика впервые оказалась свидетелем такой сцены. Она переводила взгляд с матери на Ивана и обратно. Да они орут друг на друга! У них идейные разногласия… Черт, это нехорошо…

– Дядь Вань! Бутерброды будете? – поторопилась вклиниться в разговор Алика и все-таки достала из холодильника сыр.

– Нет, Алика, спасибо. Если я начну есть в половине первого ночи, то превращусь в быка. Сейчас переоденусь в спортивный костюм, намотаю два круга по парку.

– Так поздно? – вскрикнула Ирина. – В темноте?

– Там все освещено! Застоялся я в конюшне. Целый день сижу в своем офисе, в костюме, к которому не привык, ругаюсь с торговыми представителями, объясняя им, что наша продукция самая лучшая, а они все как один намекают на взятку. Все, побегу, – сказал Иван и пошел переодеваться.

– Мам! А может, мы придем с Артемом к тебе на спектакль? А? Пригласи!

– Ой, доченька, иди поцелую! Конечно, обязательно приходите! Ты извини! Мы тут кричали… Не разбудили парня?

– Да нет, мам. А действительно в театре такая тяжелая ситуация?

– Если честно, то да. У нас классическое бодание баранов при новом пастухе. Противостояние двух групп рано или поздно закончится победой одной из сторон, а вторая пойдет на заклание.

– А-а, понятно! – Поставив бокалы из-под сока в посудомойку, Алика повернулась к матери. – Но ты только не кричи больше, а то я вспомнила, как ты орала на Игоря.