РЕШИТЕЛЬНЫЙ. Но вообще в театре есть?

ЕЛЕНА. Вообще есть, на служебном входе. Это туда-а-а... (Показывает за сцену.)

РЕШИТЕЛЬНЫЙ. Я сейчас принесу. Хоть футбол посмотрим. Сейчас по РТР, после «Вестей»... (Уходит за кулисы.)

ЕЛЕНА. А без четверти девять будут «Спокойной ночи, малыши». И мы отдохнем... мы отдохнем... (Зевает.)

ЖЕНЩИНА С ДЕВОЧКОЙ (на ступеньках). Тут дети в зале, между прочим! Почему вы порядок не можете навести элементарный? Где постановщик вообще?

ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. Какой постановщик, вы не видите — они импровизируют.

ПОСТАНОВЩИК (мужчина лет 30, в очках). Нет, я выйду, выйду. Вы порядок хотите? Сейчас будет порядок. Только у меня есть одно — я не знаю, условие, просьба... Вот этот пусть тоже выйдет. Третий ряд партера, шестое место. Вы, вы. Не оглядывайтесь, Куздрин, имейте мужество. Я знаю, вы всегда там сидите. Я уже думал вам кнопку подложить или мешочек со смехом.

ПАВЕЛ. А вот еще на Арбате подушки-пердушки продаются...

ПОСТАНОВЩИК (в зал). Товарищи, это Куздрин там сидит. Да, фамилия такая. Если кому интересно, послезавтра в «Общей газете» вы можете прочесть его отчет о нашем скромном собрании. Кто хочет быть облитым помоями, спешите отметиться. Совершенно бесплатно. Ну идите сюда, Куздрин. Я не буду вас бить. Другого раза не представится. Господа, смертельный номер: критик на сцене. Кто сунет голову ему в пасть — лично плачу два своих месячных оклада. Он всегда лучше меня знает, что делать. Ну чего вы? Аркаша, Паша, приведите его. Два персонажа в поисках критика.

КУЗДРИН (с места). Такой кустарщины у вас еще не было.

ПОСТАНОВЩИК. Ну вот и идите, покажите, что вы умеете. Вот вам поле... (Широкий жест рукой.) Валяйте, делайте! А я посмотрю.

КУЗДРИН. Старо.

ПОСТАНОВЩИК. Слабо! Трус! Выйди на сцену, покажись людям! Не можешь? Так и скажи: так и так, дрожь в коленях, диарея натуралис!

Куздрин пожимает плечами, встает и пробирается на сцену. Это невысокий, худощавый человек, ровесник Постановщика. Ходит в накинутом на плечи пиджаке, сильно сутулясь.

КУЗДРИН. Теперь все точно подумают, что это пьеса... подстава...

ПОСТАНОВЩИК (не слушая его). Вот, вот, отлично! Давайте на сцену! Покажите себя! Почитаем стихи — вы знаете какие-нибудь стихи наизусть? Или вы только по бумажке можете? Давайте, давайте сюда... моль с жалом! Песенку споете, басню...

КУЗДРИН. Знаете, все это такая импотенция, что вас и мое присутствие не спасет.

ПОСТАНОВЩИК (распаляясь). Импотенция, да? А вы знаете, что я вот эту вашу статью (достает из кармана вырежу) ношу с собой как талисман, потому что хуже этого со мной ничего уже не случится? Вы знаете, что после ваших статеек в газете «Сегодня», мир ее праху, людям не то что работать — им жить не хотелось! Вы же так самоутверждаетесь, Куздрин, потому что сами ничего не можете! Вам понятно? Кто вы такой, вообще? Каково ваше право — без разбора, без аргументации... просто тыкать пальцем и издеваться? Что это за тон вы себе взяли? Такого не было даже в постановлении о «Великой дружбе», если вы вообще помните, что это такое.

Куздрин молчит, скрестив руки на груди, с выражением крайнего высокомерия и долготерпения.

А я вам скажу, кто вы такой! Вы несостоявшийся режиссер, трижды не принятый в ЛГИТМИК. Правильно? Слава Богу, у меня в Питере приятель, он с вами поступал. Теперь из-за таких, как вы, работает менеджером. Он мне рассказывал, как вы там в коридорах разглагольствовали о своем видении Беккета, а потом говорили, что вас не приняли из-за фамилии. Вообще верно — ничего себе фамилия для режиссера... Но, может, вы правда талант? Может, в вашем лице мы просмотрели гения? Давайте! Вот вам сцена, вот вам актеры — ставьте, импровизируйте! Хотите, «Гамлета» сыграем? Ну, бросьте же свои проклятые ужимки и начинайте: «Взывает к мщенью каркающий ворон».