– Но, право, как же метко вы его прозвали. Прижилось имечко даже в академической среде. Мы и сами его между собой так величаем, и-и… иногда проскакивает. Ну-с, Алена Андреевна Архипова, она же Хип, подпишите вот тут и тут согласие на исследование… хорошо. Теперь присаживайтесь и немного подождите, пока наша техника решит, кто вы и с чем вас можно кушать.
За работой незаметно наступил темный, как бархат, южный вечер. Вокруг беседки загорелись огни ночных фонариков, поменялся бриз, где-то над крышей замелькали бесшумные тени летучих мышей, и лишь самым краем слуха иногда можно было уловить тончайший писк ночных охотников за мотыльками. Хип накрыла в беседке стол, Маша нарезала торт, который и впрямь оказался очень неплохим, и под крепкий, настоявшийся черный чай мы продолжили беседу уже вне дома.
– Хорошо у вас здесь, право… чудесная ночь. Даже спать не хочется, – профессор отхлебнул из чашки, – и чай получился, надо признать. Хорошая вода.
– Скважина. С этим действительно повезло – вода удачная, что здесь обычно редкость. Дом, можно сказать, почти автономный.
– То есть? Надо полагать, так называемый эко-смарт?
– В каком-то смысле да. Спасибо Институту. В обмен на «погремушку» и «ледяной волчок» пробурили скважину и сделали бассейн. «Почка» и «целебный огонь» – два энергетических блока на клонированных «синих трещотках», хватает с избытком, даже если врубить сразу все приборы в доме вместе с отоплением, разве что трансформатор начинает греть не хуже печки. Надо бы его поменять.
– Институт тоже внакладе не остался, должен заметить. – Профессор задумался, потом сказал так тихо, чтобы не услышала лаборантка Маша: – Э-э… «целебный огонь» по нынешним временам очень востребован зарубежными филиалами. И, по факту, Институт мог бы вам за один только этот аноб устроить в доме всю возможную начинку. Я, конечно, сам работник НИИАЗ и очень, очень приветствую ваше решение передать объекты ученым. Однако труд, любой труд, должен вознаграждаться по справедливости.
– Я в курсе, Проф, – ответил я так же тихо. – Но Институт одновременно с этим прикрыл меня перед отделом безопасности и обеспечил хорошее, правильное прошлое перед законом, дал работу, документы, страховку. Компенсацию за землю получил, немного, но все же. На данный момент мы в расчете, я не обеднел.
– Это верно, да. Пожалуй, вы правы. – Зотов кивнул, затем посмотрел в сторону дома. – Думаю, что такое решение, в смысле автономности, связано не только с экологическими принципами?
– Тоже верно. Я не знаю, на сколько хватит «трещоток» и артезианской воды, но в случае чего этот дом может быть очень полезным, если…
– Если Зоны не прекратят экспансию, – закончил за меня профессор. – Надеюсь, это излишняя предосторожность, Лунь. Ну, по поводу «трещоток» пока можете не беспокоиться. Мечта цивилизации и кошмар традиционной энергетики, скажем так. Учитывая, что от одной материнской «трещотки» в плазменной печи можно клонировать до двадцати штук дочерних копий, ни в чем не уступающих оригиналу, а в нашем отделе энергоблоки на них работают восьмой год без малейшей потери мощности, волноваться вам не нужно. Если бы не лобби бензиновых и прочих королей рынка, то мы бы давно открыли пусть крохотную, но все-таки очень полезную фабрику по-настоящему сказочных батареек. Благо, материал идет, много заказов на новые реакторы для малых подлодок, и в космос наши блоки тоже летают. Несмотря на то что теоретически работать они не могут.
– Не могут? – Маша отвлеклась от экрана ПМК. – А как же тогда у нас в лаборатории?. |