И ничего не видно. Пролетел камешек нормально, стукнулся о стенку. Только в полете какой-то тихий звук хрустнул, словно разом порвался лоскуток гнилой мягкой ткани. Запомним. А чтобы лучше в памяти записалось, чтоб уж точно не забыть, бросим еще. Да, слышно: «шш-Ш-рх»… и как будто на секунду вокруг летящего камешка колечко дымное образовалось. И вот они, вешки. Как раз через «рога» ведут, рядом со стенкой. И правый прут пластиковый тоже с серым пятнышком. Стоп, машина, значит. И помечает что-то Проф в своем ПМК, а мы с Хип аккуратно, медленно, метр за метром ощупываем обходной путь, с хрустом лезем через мертвый ежевичный бурьян в такую же мертвую рощицу-сухостой из мелких, в руку толщиной, деревьев. Вроде чисто.

– Эй, Бонд! Авто не поцарапаешь? – поинтересовалась Хип в гарнитуру ПМК, и я в крохотном одиночном наушнике услышал смешок.

– Никак нет, товарищ барышня. Оно у меня танк, хоть и пластмассовый. И сквозь кирпичный забор ездить приходилось, покрытие позволяет. А тут фигня, спички. Посторонись на всякий.

И «спички» под громкий хруст и треск ломались и складывались прямо в воздухе под напором желтой туши вездехода, спрятавшего хрупкий детектор в башенке, звонко били в синеватое лобовое стекло, глухо кракали под колесами. Сильна машина, вопросов нет.

– Урочище «Малое-4». – Зотов вышел из вездехода, внимательно осмотрелся. – Здесь была небольшая деревенька вон там, где лесок. Все заросло, и даже наш «Спектр» не пробьется – очень густое все. Домов не видно, но нам туда и не надо. А вот тут да… были сигналы с приборов.

И профессор махнул рукой в сторону шести длинных, почти развалившихся зданий, похоже, скотников. Стены, покосившиеся, покрытые глубокими трещинами, местами упали на землю, крыша почти нигде не сохранилась. У двух коровников в воздухе висели несколько высоких, метров по десять, столбов мелкой мошкары, слышался тонкий звон крыльев. Под ними дрожали на кустах и в траве бледные тяжи и потеки, что-то чавкало и похлюпывало. На самой земле кипела и вздрагивала обширная лужа белой слизи, покрытой множеством шевелящихся пузырьков и отверстий.

– Лунь, обратите внимание… местный организм-синцитий. По факту, мутировавшая и до безобразия разросшаяся амеба. В данный момент, по росе и мокрели, охотится на насекомых. Как пригреет, уползет в погреба возле вон того домика, где постоянно грунтовые воды. Интересное создание… сделаю небольшую демонстрацию. Это, право, любопытно, посмотрите.

Проф извлек из чехла маленький фотоаппарат, а из кармана – небольшой сэндвич в фабричной пластиковой упаковке.

– Хип, будьте добры, ткните ножом вот здесь, в крышке… отлично, как раз нужно небольшое отверстие. Я не очень люблю ветчину с майонезом. По мне, безобразное сочетание. А вы, сударь, угощайтесь.

И Зотов кинул бутерброд прямо в пластике, но не в саму лужу, а примерно в метре от нее.

– Немного терпения, друзья мои… ага. Частный случай хемотаксиса. Унюхал, значит.

Из лужи вытек маленький белый ручеек, разлился, пустил еще три потока в разные стороны, на некоторое время замер, после чего ручьи слились в один и на удивление быстро устремились к сэндвичу. Словно бледная молния, на пластике разом возникла сеть белесых пульсирующих сосудов. Упаковка быстро заполнилась белой слизью, которая сразу пошла пятнами зелени, разбавилась розовым и красным.

– Пищеварительные ферменты исключительно концентрированные и весьма едкие. Минут за пятнадцать от угощения не останется ровным счетом ничего. Эти амебы обитают только тут, на других участках их никогда не видели. Любая животная органика долго здесь не продержится.