— В нашем доме все люди зрелого возраста знают: если срочно нужны деньги — это к тете Софе, — сообщила дама, переведя взгляд с меня на Ирку, которая даже отвернулась от священника у гроба, заинтересовавшись нашим разговором. — Тетя Софа не банк, она не спрашивает кредитную историю и не дурит с условиями мелким шрифтом. Но тетя Софа берет только те активы, которые понимает.

Я наконец догадалась, что в третьем лице дама говорит о себе.

— Вот, например, эти сережки тетя Софа взяла бы. — Пухлая рука, вся в кольцах, потянулась к уху Ирки. — Тут сразу видно, Бронницкий ювелирный завод, год восьмидесятый или около того, нормальное советское золото 583-й пробы с александритами…

— Подарок дедушки и бабушки на шестнадцатилетие, — будто извиняясь, пробормотала подруга. — Памятная вещица, я бы никогда…

— Не надо зарекаться. — Дама погрозила ей пальцем, перевитым сразу двумя золотыми обручами. — Все думают, что никогда, а потом приходят со своими памятными вещицами к тете Софе.

— Степан Семенович продал вам какое-то украшение? — нетерпеливо уточнила я.

— «Какое-то» тетя Софа не берет. — Дама помотала головой, и в ее ушах тяжело закачались крупные серьги красного золота с янтарем. Наверное, тоже продукция Бронницкого завода конца прошлого века. — А он отказался оставить свою вещь, чтобы тетя Софа могла оценить ее у специалиста.

— Так что за вещь-то? — не выдержала Ирка.

— Как будто крест…

— Орденский? — бесцеремонно протиснувшись между мной и Иркой, присоединился к беседе новый участник — Архипов.

— Орденский был бы крупнее и с креплением. — Дама оглядела Вадика, никаких ювелирных изделий на нем не нашла и, потеряв к нему интерес, ответила Ирке: — Сломанная подвеска или серьга. Очень старая вещь, я в таких не разбираюсь, вроде крест, и в середине непонятный красный камень, почти круглый, как стекляшка.

— Греческий крест или латинский? — не отстал не обескураженный Архипов.

— Вертикальная линия длиннее поперечной? Или они равны? — спросила я, по сути, то же самое.

— Не линии даже. Скорее, лучи, — сказала дама. — Возможно, это была четырехконечная звезда.

Ирка так громко ахнула, что на нас стали оглядываться. Я поспешила утащить подругу в задний ряд. Она никак не могла успокоиться:

— Звезда! Ты понимаешь, что это значит?!

— Нет, — ответила я. — А ты?

— И я тоже, — неохотно призналась она. — Но теперь мы хотя бы знаем, что звезда действительно существует!

— Но это совсем не обязательно та звезда, о которой упомянула Верочка, — напомнил Архипов, потянувшийся за нами, как на веревочке. — Давайте не будем спешить с выводами. И привлекать к себе внимание. — Он нервно огляделся и понизил голос. — Все стоят, скорбят, а мы…

— Не все скорбят, — машинально возразила я, кивнув ему за спину. — Вон там, по дорожке только что прошел человек, который глянул на гроб и плюнул себе под ноги.

— Как любопытно! — моментально заинтересовался Архипов. — Вы стойте тут, а я его догоню…

И он с проворством кролика исчез за кустами.

Вот оно, преимущество маленького роста.

— Ваши свечки погасли, — прошелестело у меня над ухом.

Я отвернулась от сотрясающихся кустов и уставилась на женщину в платочке.

— Я зажгу.