– Какой труп?

– Гребаный труп Михаила! А чей, по-твоему? Михаила, брата Евгения. У тебя в голове опилки или что? Михаила, которого убили на «Свободном Таллине». С чего иначе Евгений решил начать новую войну? Он хотел получить тело. Заплатил за него целое состояние. «Привезите мне тело моего брата. В стальном гробу, со льдом. А потом я уничтожу мир».

До этого момента Оливер все подмечал. А тут что-то случилось со зрением: позитив сменился негативом, и несколько мгновений черная луна светила на белом небе. А потом он вдруг ушел под воду, потеряв возможность говорить и слышать. Агги тянулась к нему, но он все равно тонул. Когда же к нему вернулись дар речи и слух, Мирски вновь говорил о Массингхэме:

– Аликс рассказывает Рэнди о грузе, тот ставит в известность своих прежних работодателей. Они связываются с Москвой. Москва отправляет в море русский флот, там устраивают новый Перл-Харбор, убивают четырех человек, захватывают корабль, три тонны героина высочайшей очистки возвращаются в Одессу, чтобы таможенники могли заработать кучу денег. У Евгения едет крыша, Уинзеру вышибают мозги. Это для начала. А теперь они берутся за дело по-настоящему.

Оливер заговорил, глядя прямо перед собой на огни города, виднеющиеся сквозь листву.

– Что Михаил делал на «Свободном Таллине», когда корабль захватили русские?

– Плыл с грузом. Охранял его. Оказывал брату услугу. Мы несли большие потери. Слишком много допускалось ошибок, слишком много счетов замораживалось, слишком много денег шло псу под хвост. Все злились. Все обвиняли друг друга. Михаил хочет совершить для брата героический поступок, поэтому идет на корабль, берет с собой автомат Калашникова. Русская морская пехота поднимается на борт, Михаил убивает двоих, портит настроение остальным. Его убивают, поэтому всем приходится платить. Это логично.

– Тайгер приехал сюда, чтобы повидаться с вами, – как автомат, пробубнил Оливер.

– Черта с два.

– Он приехал в Стамбул несколько дней тому назад.

– Может, приехал, может, нет. Он мне звонил. На работу. Это все, что я знаю. Говорил как-то странно. Что-то странное. Словно с луковицей во рту. Возможно, это был пистолет. Послушай, мне очень жаль, понимаешь? Он твой гребаный отец.

– Чего он хотел?

– Он меня оскорблял. Говорил, что на прошлое Рождество я пытался его ограбить. «Ограбить вас – насчет этого я ничего не знаю, – ответил я. – Нам, наоборот, казалось, что вы грабите нас. Но вы победили, так что чего об этом вспоминать?» Тогда он говорит мне, что я должен отозвать это безумное требование двухсот миллионов фунтов. «Поговорите с Евгением, – говорю я. – Поговорите с Хобэном. Требование – не моя идея. Кричите на клиента, а не на меня, – говорю я ему. – Эти двое работают вместе, вот с ними и разбирайтесь». Тогда он мне говорит: «Если появится мой сын Оливер, не разговаривайте с ним, он гребаный псих. Скажите ему, чтобы он остановился, скажите, что не надо меня разыскивать. Скажите, чтобы он убрался из Стамбула и спрятался в какой-нибудь норе. Скажите ему, что шутки закончились».

– Как-то не верится, чтобы мой отец такое говорил.

– Это его послание. Его слова. И мои тоже. Я адвокат. Я излагаю главное. Катись отсюда на хрен. Отвезти тебя куда-нибудь? В аэропорт? На вокзал? У тебя есть деньги? На такси я тебе дам. – Он завел двигатель.

– Кто сказал вам, что предатель – Массингхэм?

– Хобэн. Аликс знает, что говорит. У него в России свои люди, люди в системе. – Не включая подфарники, Мирски снял «Мерседес» с ручника и задним ходом выкатился к шоссе.