|
Федя от нее отмахнулся: "Да ладно тебе! Ты, что ли, виноват?" Однако беспокойство зацарапалось ощутимее, и Федя понял, что так просто теперь от этого не отвяжешься. Он себя знал. "Хватит тебе! – попробовал он еще огрызнуться. – Подумаешь, царапина. Придет домой, смажет, забинтует…"
"А если она далеко от дома?" "Ну и не помрет!.." Но тут вернулось последнее, с чем не поспоришь: "А если бы такое со Степкой?" Чертыхнувшись, он развернул "Росинанта". Тот сразу отяжелел, заупрямился – на подъеме-то! Привставая от натуги на педалях, Федя поехал назад, потом соскочил, повел велосипед за руль. Девочка по-прежнему стояла у забора. Смотрела на подходившего мальчишку без удивления. Будто знала, что он вернется. И сказала, когда подошел: – У тебя на спине майка порвана. На лопатке… Федя закинул руку, нащупал вырванный клок и дыру. – Фиг с ней. А с локтем у тебя что? – Где? Подавив стеснительность, Федя взял ее руку, повернул (черный аппарат опять закачался на ремешке). С локтя сорвалась красная капля. – Ох, я и не заметила с перепугу… Тут гвоздь в заборе. – Гвоздь, он ржавый. Вот протянешь ноги от заражения… На "Росинанте" было две сумки-аптечки: одна под рамой – для велосипеда, другая под седлом – для всадника. Федя разорвал хрустящий пакет с бинтом, скрутил тампон. Ранка на локте была небольшой, но глубокой. Федя промокнул ее марлей, отбросил в подорожники покрасневший комок. Скрутил из бинта другой. Зубами вынул пробку из коричневого пузырька. У девочки жалобно округлился рот. – Можешь визжать, только не дергайся, пожалуйста… Морщась, как от собственной боли, он прижал к ранке пропитанную йодом марлю. Степка при таких случаях таращил глаза и мужественно сопел. Девочка страдающе сказала: – Не буду я визжать… Ой… А ты что, всегда с собой медикаменты возишь? – Ага… Говорят, что я перестраховщик… – Кто говорит? – Все… Родители. И я сам… Он забинтовал ей локоть. – Как у тебя ловко выходит… Учился, да? – На себе. И на родственниках, – буркнул Федя. – Ну, все. Теперь будешь жить. Пока… – Сунул остатки бинта в сумку, встал на педаль. – Постой. А майка-то… – Что – майка? Я же ее йодом не заклею… – Давай зашью. Услуга за услугу… Он вдруг смутился. Проворчал: – Я медицинские услуги бесплатно оказываю. Сейчас милосердие в моде. Социализм с гуманным лицом… – Лицо-то гуманное, а спина драная. Как поедешь? Федя опять дотянулся до спины. Клок был изрядный. – А ты тоже перестраховщица? Иголку с собой носишь? – Я живу тут в двух шагах. Пойдем… – Ну да! Приведешь с улицы ободранного незнакомца, родители – в обморок. Да еще велик небось по лестнице тащить… – Не надо тащить… А штопка – это же не йод, не страшно… Федя подумал, что в драной майке являться в детсад за Степкой и в самом деле неловко. А заезжать домой и переодеваться – волокита. – Ну, пошли уж… Они, не глядя друг на друга, спустились до перекрестка, свернули на улицу Декабристов. – Вот здесь я живу. Дом был деревянный, в шесть окон. Видимо, двухквартирный. Ставни, точеные шишечки на карнизах. Старина… – Вот мое окошко, крайнее… – Прекрасно! – обрадовался Федя. |
