Как только прочие зрители разместились — на сцене вдруг появился сам синьор Формика в костюме Паскарелло!
— Бездельник Формика! — неистово закричал Паскуале и хотел было вскочить со своего места. Но Торричелли и Кавальканти удержали его строгим взглядом и внушительно попросили вести себя прилично.
Паскарелло начал плакать и жаловаться на судьбу, посылавшую ему одни горести и несчастья; уверял, что он не знает, как и чем возвратить себе прежнюю веселость, и кончил в отчаянии заявлением, что он бы немедленно перерезал себе горло, если бы мог переносить вид крови, или бросился в Тибр, если бы умел плавать.
Вошел доктор Грациано и с участием спросил Пескарелло, какая причина довела его до подобного отчаяния.
На это Паскарелло с изумлением спросил, неужели он не слыхал о происшествии, случившемся в доме его господина, синьора Паскуале Капуцци ди Сенегалиа, и как какой-то негодяй похитил его племянницу, прекрасную Марианну.
— Ага! — пробормотал Капуцци. — Вижу, синьор Формика, что вы чувствуете свою вину и хотите передо мной извиниться? Посмотрим, что из того будет.
Доктор Грациано с участием распространился в соболезнованиях по этому поводу и присовокупил, что похититель должно быть очень ловок, если сумел так искусно увернуться от всех преследований синьора Капуцци.
— Ого, господин доктор! — воскликнул Паскарелло. — Неужели вы думаете, что негодяю Антонио Скаччиати действительно удастся спастись от гнева досточтимого синьора Капуцци, за которого вступились многие знатные лица? Знайте же, что Антонио уже арестован! Брак его с Марианной уничтожен, и она сама возвращена во власть своего дяди.
— Возвращена? — вне себя от счастья воскликнул Паскуале. — Паскуале получил обратно свою голубку, свою дорогую Марианну? Антонио арестован? О добрый, честный Формика!
— Вы принимаете слишком явное участие в представлении, синьор Паскуале, — строго заметил Кавальканти, — оставьте же актеров в покое и не прерывайте их так неучтиво.
Синьор Паскуале должен был со стыдом сесть на свое место.
Доктор Грациано поинтересовался, что же было потом.
— Что было? — ответил Паскарелло. — Конечно, свадьба! Марианна раскаялась в своем проступке, святой отец дал Паскуале желанное разрешение на его брак — и он женился на своей племяннице.
— Да, да! — бормотал Паскуале, сверкая от восторга глазами. — Да, да! Мой дорогой Формика! Паскуале женился на Марианне! Счастливый Паскуале! Он хорошо знал, что Марианна любила его всегда и что ее только на время смутил сам дьявол.
— Ну значит, — продолжал Грациано, — все обошлось благополучно и всякий повод для горя исчез?
Тут Паскарелло вдруг зарыдал сильнее прежнего, и наконец, точно подавленный приливом горя, упал в обморок.
Грациано в испуге заметался из стороны в сторону, громко кричал, что забыл нюхательные капли, искал их во всех карманах, наконец, схватив горячий каштан, поднес его к самому носу Паскарелло. Тот сейчас же очнулся, громко чихнув, и просил доктора его простить, ссылаясь на свои слабые нервы. Затем рассказал он, что Марианна немедленно после свадьбы впала в глубокую грусть, беспрестанно звала Антонио, синьору же Паскуале показывала всеми способами только ненависть и отвращение. Старик, ослепленный любовью и ревностью, но отнюдь не исправленный, стал обращаться с ней самым невыносимым образом, в пример чего Паскарелло привел несколько безумнейших выходок, будто бы совершенных Паскуале, о которых слухи якобы ходили по всему Риму.
Синьор Капуцци беспокойно завертелся на своем стуле, бормоча себе под нос:
— Проклятый Формика! Куда ты лезешь! Какой дьявол тебя обуял?
Торричелли и Кавальканти, наблюдавшие за стариком, остановили и тут дальнейшее развитие его гнева. |