Оставалось два дня. Даже выносливая, как тягловый вол синтезантка, едва держалась от усталости, как вдруг…

— Погоди! — воскликнула она. — Ведь ты сделал модель моей памяти полторы недели назад, а это значит, что прошедшее с того дня время будет потеряно, а с ним потеряны и все мои старания. В следующий раз придётся повторять всё с начала!

Опять томограф и опять неудача! Изумрудка за это время набрала объём памяти вдвое превышающий предыдущий. Неужели придётся мириться с потерей последних дней, которые были им так важны? Ведь ей удалось вскрыть набор научных дисциплин вживлённых в память модели и даже определить место, куда вложить собственную память, чтобы не повредить заложенным знаниям.

Он едва с ума не сошёл! Ещё немного и ей действительно пришлось бы привязать его к стулу, чтобы не натворил лишнего. И тут случилось чудо — заработал его собственный мозг, оказавшийся в критической ситуации!

Как он сам потом признался, до того момента он умел только осваивать то, что придумали до него другие. Попугайничать, по сути. Теперь же рухнула некая грань, и он понял, что способен изобретать!

Выход снова оказался в простом — зачем копировать заново всю память, когда можно отделить последние полторы недели и скопировать их, а потом сконвертировать и соединить с предыдущими записями. Сложнее всего было соединить новое и старое, но и это оказалось разрешимо, если произвести наложение уже имеющейся сконвертированной записи на общий образ памяти определённой томографом.

Оставался один день. Им пришлось пожертвовать этим днём, так-как ловить томографом последние часы было слишком большой роскошью. Изумрудка поместила копию собственной памяти в заранее отведённое для неё место, просканировала полученную модель и запустила её в производство. Теперь оставалось только не допустить истерики со стороны её перебравшего адреналина возлюбленного.

— Всё будет хорошо! — повторяла она, прижимая к себе его голову. — Автоматика синтезатора работает исправно, время рассчитано, тебе даже ждать не придётся. Я просто выйду в коридор и через пару минут войду обратно. Обещай не ходить за мной, просто досчитай до ста двадцати!

Её руки в последний раз нежно погладили его по лицу и исчезли… Изумрудка ходила по кораблю босиком, ведь здесь было тепло и чисто, а потому шаги её были бесшумными. Она вышла в коридор…

Ему пришлось приложить адские усилия, чтобы не рвануть за ней! Зачем? Чтобы увидеть, как в воздухе тает её тело? Нет, она права — ему не стоит на это смотреть, лучше ждать, лучше считать…

Он вдруг спохватился — она велела считать до ста двадцати, а прошло уже около полуминуты. Хорошо, будем считать с тридцати! Тридцать один, тридцать два, тридцать три…

А вдруг ничего не получится? Шестьдесят пять, шестьдесят шесть… Что если они что-то не так рассчитали и память Изумрудки не приживётся в новом теле? Семьдесят восемь, семьдесят девять, восемьдесят… Или того хуже — своими действиями они повредили программу и новый организм не будет обладать вообще никакой памятью, эмоциями, чувствами. Тогда к нему выйдет пустая бездушная оболочка его любимой!.. Сто пять, сто шесть, сто семь, сто восемь… А если пойдёт общий сбой, то может выйти вообще непонятно что. Например, существо, обладающее всем, в том числе и памятью, но лишённое каких либо эмоций. Или наоборот, переполненное эмоциями, но не обладающее ни логикой, ни собственным мышлением, ни гуманистическими ценностями. А если такая абракадабра примет характер цепной реакции, то из недр машины выползет чудовище, самой страшной чертой которого будет какое-нибудь сходство с Изумрудкой! Сто девяносто семь, сто девяносто восемь…

Что? Сколько? Это же на целую минуту с лишком, превышает их расчётное время! Значит… Действительно что-то пошло не так и процесс не завершён или отменён.