Закурив, Роман в тихой задумчивости побрел в лес, перешагивая через поваленные деревья, со стволов которых была сорвана кора.

Солнышко катилось к закату, после небольшого перерыва снова зачирикали птички, поначалу напуганные взрывом,

Жизнь продолжалась.

Эпилог

— ТЫ ПО ЧТО МЕНЯ УДАРИЛ МОНТИРОВКОЙ ПО ПЛЕЧУ? — Я ПО ТЕБЯ УДАРИЛ, ПОЗНАКОМИТЬСЯ ХОЧУ!

Аэропорт «Шереметьево» поражал провинциалов своим масштабом и какой-то особой московской суетливостью.

На Бекаса размеры «Шереметьево» должного впечатления не произвели. Он, не отрываясь, смотрел на свою невесту Оленьку Серебрякову, не отпуская ее от себя ни на миг.

Проходящие мимо люди невольно задерживали взгляд на юной паре. Многие из пожилых людей замедляли шаг, вспоминая пролетевшие в их собственной молодости минуты любви и счастья…

— Роман Сергеевич!

Обернувшись, Бекас увидел перед собой прилично одетого господина, лет пятидесяти с дипломатом в руке. Человек был невысокого роста, лысоват и имел некоторую округлость не только в лице, но и во всей фигуре, За его плечами стоял крепкий рослый мужчина лет сорока, с откровенным интересом наблюдая за Романом и Ольгой. Мужчина внимательно посмотрел на Бекаса, и в уголках его глаз промелькнуло что-то похожее на улыбку.

— Куда летите? — поинтересовался лысый.

Слегка насторожившись, Роман заметил:

— Простите, номы, кажется, с вами не знакомы…

— Ну, почему же, Роман Сергеевич? Моя фамилия — Губанов. Губанов Владимир Михайлович, — незнакомец едва заметно кивнул, — правда, нам до сегодняшнего дня еще не приходилось встречаться лично. Однако мир тесен, и наша неожиданная встреча в аэропорту лишь подтверждает верность данного тезиса.

Роман слегка побледнел от напряжения, пожимая протянутую ему ладонь. Прижавшаяся к его плечу Оля с беспокойством смотрела на мужчин, переводя взгляд с одного на другого…

Роман вернулся тогда домой, к ужину, ровно в восемь часов вечера, и несколько торопливо и невнятно, опуская ненужные и страшные детали, путаясь в словах и переживаниях, рассказал Серебряковой о событиях, последних двух с половиной недель.

Более чем нелогичный вопрос, который задал Роман молодой женщине в конце этой своеобразной исповеди, прозвучал несколько неожиданно не только для Ольги, но и для самого Романа: «Выходите за меня замуж. Вы согласны?..» Но еще более нелогично и, на первый взгляд, легкомысленно ответила Серебрякова быстрым, как ветер, и коротким, как жизнь, «да». Неосязаемая, как прозрачная ночь, и невидимая, как ветер, нить связала их в этот миг, сделав ненужными и лишними какие бы то ни было слова.

На следующий день они пошли в ЗАГС и подали заявление. Позже пришло осознание сделанного шага, счастливые слезы Инги Борисовны и решение Романа оплатить Олиной бабушке операцию в Германии. Несмотря на уговоры Ольги повременить с этими тратами, Роман настоял на своем, решительно проплатив билеты, визу и месячный курс лечения Инги Борисовны в лучшей из офтальмологических клиник Германии.

В течение месяца никто не беспокоил Бекаса, и тот не собирался никому звонить сам, помятуя о словах Кабачка и безразличии хозяина денег к дальнейшей судьбе своего миллиона долларов. Вместо кошмаров и взрывов ему чаще теперь стали сниться Оля, Игорек. Однажды даже приснился Гога, пьющий пиво из банки через медицинскую иглу. После пережитых приключений Роман планировал повидаться-таки с таинственным и совершенно непонятным ему человеком, — Владимиром Михайловичем Губановым, но только не сейчас…

Более неожиданной и напряженной встречи Роман себе и представить не мог.