Изменения в расстановке сил после Второй мировой войны подробно отражены в исторических документах, но детали этих локальных битв — а по большому счету они были именно таковыми — волнуют меня куда меньше, чем уроки, которые они преподнесли и которые имеют непосредственное отношение к нашим проблемам.

Я наблюдала, как меняется менталитет граждан необъятной Сирианской империи: обитателей Планеты-Матери и колоний. На каждой планете бытовали собственные воззрения и идеи, которые отстаивались с пеной у рта, часто весьма агрессивно. Каждая из них воспринимала новые факты и идеи в разном темпе. Я не сразу поняла, что именно стало делом всей моей жизни, — долгосрочная цель Канопуса состояла в том, чтобы добиться изменений в Сирианской империи, а я была орудием в его руках. Я сделала все возможное, чтобы подробно описать медленное, трудное осознание происходящего, — ведь чтобы увидеть результаты, важно глубоко и всесторонне осмыслить процесс. И это относится даже к таким умелым и опытным администраторам, как члены Большой Пятерки.

В те дни я по большей части сидела дома и размышляла. Я давно не проводила время подобным образом, ибо привыкла все время спешить, кочуя с одной планеты на другую. Но необычным было не только то, что я сижу дома. Не помню, пребывала ли я когда-нибудь в подобном настроении.

Члены Большой Пятерки то и дело заходили навестить меня. Они являлись по одному, чуть ли не украдкой, и извиняющееся выражение их лиц говорило о том, что коллегам непонятны мотивы моих действий. Надо сказать, что мне часто приходилось видеть, как подобное чувство вины оборачивалось раздражением, а то и кое-чем похуже…

Мы редко наносили друг другу визиты такого рода. Наши официальные заседания были формальностью, призванной успокоить общественность. Людям было необходимо видеть, как мы работаем, собираясь в зале заседаний. Каждый из нас знал, о чем думают другие и о чем они могут подумать… Вместе мы были чем-то вроде коллективного разума… Отчасти неловкость моих гостей объяснялась тем, что цели их появления были туманны… Они словно приходили выведывать какие-то тайны, но не знали, какие именно.

Все они держались вызывающе и в то же время смущенно и с порога принимались сочувственно расспрашивать о моем здоровье. Я заверяла их, что оно в полном порядке. Это повторялось снова и снова. Мы говорили о том, что Сириус охвачен волнениями и что на смену убеждениям, которых мы придерживались тысячи лет, приходят новые. Было трудно предсказать, чем станет наша империя, когда этот переворот завершится, — а как всегда в периоды волнений и беспорядков, казалось невозможно поверить, что эта бурная эпоха когда-нибудь закончится.

Затем разговор переключался на Роанду.

— В период преобразований на планете парадоксы, конфликты, аномалии становятся особенно заметными. Как ты считаешь, Амбиен, что здесь самое главное? Самое важное в схеме социальных преобразований?

— У меня нет надлежащей подготовки, чтобы обсуждать такие радикальные перемены. — Я сознавала, что эти слова будут восприняты как вызов, и все же произносила их, глядя на собеседника в упор, и тому оставалось лишь смириться с этим.

— Что же касается парадоксов, — продолжала я, — надо сказать, что Роанда разработала весьма совершенные технологии коммуникации, которые позволяют людям в самых глухих уголках быть в курсе происходящего на планете. В этой индустрии заняты миллионы. Днем и ночью на каждого обитателя Роанды обрушивается мощный поток информации — она преобразуется в зрительные и звуковые образы и воздействует на него иными путями, о которых он и не подозревает. Так называемый «поток новостей».