«Боже, сделай так, чтобы она поскорее забыла о своем горе», — подумала она, усаживая девочку к себе на колени.

Сестра Люсия решила по мере возможности заменить девочке сестру Марию Магдалину. Она взяла Мари-Эрмин в свой класс, где ученики изучали алфавит и цифры. Девочка радовалась тому, что у нее появились новые друзья, и училась очень старательно. На переменах она охотно участвовала в общих играх, водила с ребятами хороводы. В пятницу после полудня приходил черед урока музыки. Когда ученики запевали первые слова популярной детской песенки «У чистого ручья», сестра Люсия внимательно вслушивалась в хор.

— Голос Мари-Эрмин перекрывает голоса остальных детей, — говорила она матери-настоятельнице каждое субботнее утро. — Самый сильный, самый чистый, самый звучный! Наше дорогое дитя получило от Бога настоящий дар. Когда Мари-Эрмин поет, она счастлива, это видно по ее лицу!

— Если так, нужно ее поощрять, — заключила сестра Аполлония задумчиво.

Валь-Жальбер, Рождество 1923 года

Прошло пять лет. На смену сестре Аполлонии пришла сестра Бенедиктина. И быстро стало ясно, что новая директриса монастырской школы — особа раздражительная и не слишком терпеливая по отношению к ученикам.

Мари-Эрмин, которой вскорости после Рождества исполнялось восемь лет, очень привязалась к сестре-хозяйке, все эти годы остававшейся в Валь-Жальбере. У них была одна спальня на двоих. Кроме того, сестра Викторианна часто обращалась к девочке с той или иной просьбой.

— Трудясь, ты приносишь пользу, дитя мое, — любила повторять она. — Чуть позже тебе придется устроиться на работу. Советую тебе постричься в монахини и стать сестрой-хозяйкой вместо меня.

С приходом новой настоятельницы многое поменялось, и только две вещи остались прежними: Мари-Эрмин все так же жила при монастырской школе, в которой училась бесплатно, да портрет покойной сестры Марии Магдалины все так же стоял на ее прикроватном столике. Эта фотография стала для девочки центром ее маленького мира. Это был портрет подруги, наперсницы, идеальной матери, которой ей так не хватало…

Каждый вечер после молитвы Мари-Эрмин пересказывала ей поселковые новости, описывала в мельчайших деталях свой день.

— Симон таскал меня за волосы, мамочка. Он со мной в одном классе, но учится плохо.

— Арман хлопает в ладоши, когда я пою ему песенку «Больше в лес мы не пойдем». Он зовет меня Мимин, это так мило! И по арифметике я получила десятку, мамочка.

В сентябре привычную упорядоченную жизнь поселка нарушило из ряда вон выходящее событие — рабочие целлюлозной фабрики объявили забастовку. Девочка скороговоркой сообщила об этом портрету сестры Марии Магдалины:

— Мамочка, когда я по просьбе сестры Викторианны хожу за покупками в универсальный магазин, я не слышу шума фабрики. Они остановили машины, все-все машины.

Разумная, любопытная и неболтливая, Мари-Эрмин умела слушать и делать выводы.

— Рабочие недовольны, потому что компания урезала им зарплату, мамочка. И теперь они бастуют. Понимаешь, у них месяц не было работы, потому что вода в реке опустилась слишком низко. Жозеф стал членом профсоюза рабочих-католиков.

Девочка старательно выговаривала каждое слово, потому что некоторые из них сегодня услышала впервые в жизни.

— Он сказал месье кюре, что дальше так продолжаться не может.