– Я тебе в этом клянусь, – сказал он с нарочитой серьезностью. – Ты сама выберешь подходящий момент. Кроме шуток, ты и в самом деле поедешь со мной в Онтарио?

– Да, поеду, но сначала я должна вернуться в Роберваль, иначе Мирей начнет беспокоиться.

– Ты позвонишь ей сегодня вечером из Шамбора. Если ты хотя бы зайдешь в свой дом, у тебя пропадет желание уехать отсюда со мной. Поэтому мы уезжаем немедленно, Киона.

– У меня нет при себе никаких вещей, даже смены белья, – запротестовала девушка. – К тому же Мирей – пожилая женщина, и она нуждается во мне.

– Мы купим тебе спецовку, платье – в общем, все, что захочешь. Китайцы сядут на поезд в Шамборе. Я должен буду встретиться с ними в пять часов утра. Если ты сделаешь хотя бы один шаг назад, ты меня потеряешь.

«Я тебя потеряю… – мысленно повторила Киона. – Он прав, если я вернусь в Роберваль, он уедет без меня, и я его потеряю».

– Договорились, Делсен, – прошептала Киона встревоженным голосом. – Уедем без каких либо задержек.

Делсен поднялся и взял ее за руку. Они углубились в мелкую поросль, служившую своего рода зеленой оправой реке Уиатшуан. Они шли молча, с мрачным видом и были чем то похожи на двух падших ангелов, изгнанных из рая.

Глава 3

Смятение и разочарование

Роберваль, среда, 12 июля 1950 года

Было шесть часов вечера. Едва сойдя на перрон вокзала, Эрмин посмотрела ласковым взглядом на озеро Сен Жан, которое, сверкая на солнце всей своей необъятной поверхностью, казалось огромной массой – целым морем – расплавленного металла. Эрмин испытывала к этому водоему что то вроде дружеской привязанности, возникшей и укрепившейся в ходе поездок по нему летом на лодке и зимой на санях – поездок, в результате которых она частенько оказывалась возле реки Перибонки, рядом с Тошаном. Впрочем, это была всего лишь привязанность, а не то странное чувство, похожее на страсть, которое она испытывала к гигантскому водопаду Уиатшуан.

– Посмотри на озеро, куколка моя. Вскоре мы будем плавать на большом белом судне – таком, как вон то, что виднеется вдалеке.

Эрмин несла на руках свою маленькую Катери, которая держалась за ее шею ручками и сонно покачивала головой: она только что проснулась. Жослин тем временем помогал Лоре спуститься из вагона на перрон: его супруга надела туфли на очень высоком каблуке и боялась оступиться.

– Аккуратнее, Жосс, – потребовала она. – Я знаю, что тебе не терпится усесться в свое любимое кожаное кресло, но это отнюдь не повод для того, чтобы заставить меня упасть.

– А мне вот кажется, что ты специально медлишь ради того, чтобы продемонстрировать всем свою новую шляпку! – пробурчал Жослин.

Мадлен, все еще находясь в вагоне, терпеливо ждала. Она держала за руку Констана, слегка помахивавшего туда сюда красивым плюшевым фокстерьером, которого он держал другой рукой.

– Быстрее, бабушка! – сказал он. – Мне нужно показать мою игрушку Фокси. У него теперь будет друг.

– «Быстрее, быстрее!» От вас только это и слышно… – проворчала элегантная фламандка. – Уж лучше бы я осталась еще на недельку в Квебеке.

– Если бы это произошло, мы бы обанкротились! – ухмыльнулся Жослин.

Лоранс, тащившая два чемодана, почувствовала, как у нее к горлу подступает ком. Она уже сильно скучала по своей сестре близняшке. Они никогда раньше не разлучались, и теперь ей казалось, что от нее отрезали часть ее самой. Единственным ее утешением была предстоящая встреча с Кионой, которая наверняка сумеет помочь ей забыть то, что она воспринимала не иначе как дезертирство Мари Нутты. Несмотря на свой робкий характер, она уже обещала себе, что будет ходить одна в кино, совершать прогулки на велосипеде и купаться в озере – в общем, предаваться развлечениям, которые позволят ей дождаться отъезда в Большой рай, расположенный на берегу Перибонки.