Сдерживая рыдания, Эрмина кивнула. Нервным движением она пригладила свои длинные светлые волосы, мягкие и волнистые, обрамляющие ее красивое, как у Мадонны, лицо.

— Вчера я получила телеграмму, сообщавшую о смерти Армана. Она была такой краткой, что я решила позвонить вам, раз уж вы оставили мне свой новый адрес. Бадетта, как вы думаете, он сильно страдал? Как это должно быть ужасно — утонуть! Подумать только, он был так счастлив, что попал на этот корабль пусть даже в качестве работника кухни! Ему было только двадцать четыре года! Боже мой!

— Должно быть, он сначала потерял сознание из-за холода. Я не знаю, что вам сказать; мне очень жаль, что мы видимся с вами при таких обстоятельствах, моя дорогая Эрмина. Переехав в Квебек, я надеялась видеть вас и ваших родителей чаще, но наша встреча оказалась печальной.

Эрмина попыталась улыбнуться и взяла свою подругу за руку. Более твердым голосом она произнесла:

— Благодарю вас за то, что вы оказали мне эту услугу…

— Мне просто повезло, что я получила это место в «Пресс», — ответила Бадетта. — Здесь я в курсе всего, что происходит в стране. И это зловещее событие вызвало резонанс в общественном мнении. Люди встревожены. На этот раз речь идет не о слухах. Немецкие подводные лодки проникли в Сен-Лоран. Люди хотят знать правду! И мои коллеги мне ее сказали. Два голландских грузовых судна были атакованы торпедами и затонули за несколько минут. Жители рыбацкой деревушки Клоридорм в Гаспези могут это подтвердить. Сначала они решили, что началось землетрясение. От взрыва первого корабля содрогнулась земля. А поутру они увидели этих несчастных уцелевших в пижамах, которым пришлось плыть более двух часов.

— Но Армана среди них не было, — простонала Эрмина. — Мне нужно срочно позвонить своей матери, чтобы она сообщила новость бедному Жозефу. Он потерял жену всего два года назад. Теперь ему придется оплакивать сына.

Бадетта усадила ее в кресло.

— Успокойтесь, прошу вас. Вам нужно что-нибудь выпить. Вы такая бледная.

Эрмина промокнула свои большие голубые глаза вышитым батистовым платочком и оглядела гостиную блуждающим взглядом, словно эта милая, уютная обстановка была ей незнакома.

— Я должна объяснить вам, что послужило причиной отъезда Армана, — произнесла она неуверенным тоном. — Он заезжал ко мне в конце апреля. У нас ничего не бывает просто, моя дорогая Бадетта. Мало что изменилось с того Рождества 1934 года, когда вы приезжали на праздники в Валь-Жальбер.

— И когда вы украдкой покинули нас, чтобы встретиться со своим лесным красавцем, — попыталась пошутить журналистка. — Простите, я просто пытаюсь вас утешить.

Из соседней комнаты послышался какой-то металлический звук. Почти сразу же в комнату вбежала миловидная смуглая особа, одетая в серое платье с белым воротничком, спрятанное под широким ситцевым фартуком, тоже серым. Это была Мадлен, индейская подруга Эрмины, последовавшая за ней в Квебек и взявшая на себя хлопоты по ведению хозяйства.

— Мина, мне очень жаль, — сообщила она, — но придется подождать. Я опрокинула чайник. Здравствуйте, мадам Бадетта! Как хорошо, что вы с нами!

— Никаких мадам между нами, — запротестовала журналистка. — Вы совсем не изменились, Мадлен! Как я вижу, вы больше не присматриваете за детьми?

— Нет, они остались у мадам Лоры. Там более безопасно, — ответила бывшая няня и кормилица Мари и Лоранс, дочерей Эрмины, близняшек восьми с половиной лет.

— И я очень этому рада, — добавила Эрмина. — Нацистская угроза становится все реальнее.