Сходились бы мы лишь к обеду и ужину. Неправда ли — прелестное предложение.
Брат и сестра молчали.
— Если наши молодые друзья едут, я сопутствую, — отозвался граф. — Нас будет именно столько, сколько нужно, чтобы не скучать.
— Господин доктор, — сказала пани Серафима шутливо, — вы глава дома, решайте.
— С величайшею признательностью мы должны бы принять это любезное приглашение, — отвечал Мечислав, — но у меня есть "но". Я невольник. Возьмите Люсю, а я останусь, ибо обязан воспользоваться каникулами для занятий, так как в моем распоряжении будут и библиотека, и обещанное содействие доктора Вариуса.
— О, нет, нет! — начала протестовать пани Серафима. — Или едем все как есть, или никто! Нас отравляла бы мысль в деревне, что вы изнываете здесь над книгами. Позвольте заметить вам также, что излишний постоянный труд напрягает и ослабляет умственные силы, а отдых придает новую бодрость.
— Мечислав, — проговорила Людвика, — мне кажется, что Для тебя это было бы полезно после экзамена.
— Не будьте упрямы! — сказал граф.
— Не упрямьтесь! — воскликнула пани Серафима. — Впрочем, позволяется взять несколько книжек, только немного.
Мечислав хотел отговариваться, но на него напали, и он, может быть, поддался бы, если б ему не пришел на ум утренний разговор с Борухом.
— Что ж скажут люди? — подумал он. — Ей, может быть, неизвестна ни эта болтовня, ни это недостойное подозрение. Нет, это невозможно.
— Позвольте, — сказал он, подумав немного, — позвольте мне переговорить несколько минут с вами наедине.
Пани Серафима удивилась немного. В это самое время вставали из-за стола.
— Прошу вас и слушаю, — отвечала она, — я очень ценю свой проект и потому охотно соглашаюсь на частную аудиенцию.
С улыбкой она пригласила его в соседнюю комнату. Мечислав, который так смело просил несколько минут, не знал теперь, с чего начать.
— Я вас слушаю, — отозвалась пани Серафима.
— Извините, ибо то, что я скажу, может быть неловко, но вы не сердитесь.
— Вы не можете меня оскорбить, — отвечала успокоительно пани Серафима, — потому что я уверена в вашем добром расположении.
— Откровенно скажу вам, — начал с трудом Мечислав, — я боюсь, чтобы мои столь частые посещения не подали повода заподозрить меня в непростительной дерзости.
— В какой? Не понимаю, — сказала пани Серафима.
— В дерзости, которой даже не извинила бы и моя молодость. Злые люди могли бы вообразить, и уже эта одна мысль убивает меня…
Пани Серафима посмотрела на него, словно желая прочесть в глубине его души значение этих слов.
— Сознаюсь, — ответила она спокойно, — что я не оскорбилась бы подобным подозрением.
— Хотя вы и добры, как ангел, — воскликнул Мечислав, — но мне…
— Что же тут могло бы огорчить вас?
— Помилуйте! Какая же дерзость и безрассудство, если б я только осмелился…
Мечислав остановился. Пани Серафима смотрела на него робко, вопросительно.
— Послушайте, — проговорила тихо вдова, — не будьте таким эгоистом. Какой же вам вред, если люди городят вздор? Мне это нисколько не будет неприятно, ручаюсь, — прибавила она с каким-то странным выражением. — Я стара, и кто знает, может быть, меня обрадовало бы подозрение, что молодой человек мог обо мне размечтаться. |