Он обратил наше внимание на скорбную историю золотаря, который, по неведомым причинам, ехал со своим грузом в Суррей и имел несчастье повстречаться в дороге с некими головорезами. Оскорбленные запахом его бочки, они закололи лошадь, лишив несчастного средств к существованию. Анри Арланк уверял, будто навёл справки в верхнем и нижнем течении Флитской канавы и, не найдя бедолагу, пришёл к убеждению, что тот переехал к родственникам куда-то далеко.
— Теперь припоминаю, — сказал Даниель. — Мы развели руками и оставили эту линию расследования.
— Арланк солгал, — объявил Тредер. — После того как его увели в цепях, я спросил себя: можно ли верить тому, что он говорил нам касательно золотаря? Я провёл собственное расследование и без особого труда установил истину: золотарь, лишившись лошади, не уехал из города, а перешёл работать к коллеге по цеху, и его каждую ночь можно видеть на берегу Флитской канавы. Вчера я его нашёл. Позвольте представить вам мистера Марша.
Речь была встречена овациями, звук которых, судя по виду мистера Марша, был ему совершенно непривычен.
— Давно хотел я задать вам один вопрос, мистер Марш, — сказал Орни. — Чего ради вас понесло в ту ночь с грузом в Суррей?
— Мне обещали заплатить, сэр, — отвечал мистер Марш.
— Кто?
— Люди в тех краях, которые иногда платят за ссаки.
— Кто они и где живут?
— Не знаю, сэр.
— Как вы можете не знать, если привозите им мочу, а они вам платят?
— Приезжаешь в полночь к определённому перекрёстку и завязываешь себе глаза. Как завязал, они выходят из укрытия и молча садятся рядом на козлы. Везут больше часа, то вверх, то вниз, то вправо, то влево — в общем, не пойми куда. Наконец где-то останавливаются и опорожняют бочку, а потом везут назад такими же кругалями. Когда повязку снимают, ты на прежнем месте, а на козлах лежит кошелёк с деньгами.
Некоторое время все молчали, обдумывая удивительный рассказ мистера Марша. Потом заговорил Исаак:
— Ваша лошадь убита. А что с вашей повозкой?
— Она по-прежнему в Суррее, сэр.
— Так съездим за ней и привезём её во Двор технологических искусств для починки и переделки, если, конечно, доктор Уотерхауз нам разрешит, — сказал Исаак. — У меня есть мысль.
Верфь Орни в Ротерхите
Утро 13 августа 1714
Даниель пришёл раньше большинства и теперь сидел на тюке брайдуэллской пакли. Место, чтобы ждать остальных членов клуба, было вполне подходящее. День выдался погожий, и хотя к полудню обещал сделаться жарким, сейчас платье Даниеля идеально годилось и для пригревающего солнышка, и для прохладного ветерка с реки. Впереди уходили в Темзу три смазанных жиром наклонных помоста. Они сгрузили своё бремя — царские корабли — и ждали новых проектов. Перед средним стоял один из корабельных мастеров Орни. На несколько мгновений он замер в полной неподвижности, и Даниель уже гадал, не случилось ли чего худого. Но тут мастер переступил с ноги на ногу, склонил голову набок и вновь застыл; простояв так секунд пять, он ссутулился и почти упёрся подбородком в грудь. Даниель понял, что мастер думает, и не просто блуждает мыслями, а работает. Как некоторые собирают корабли в бутылках, так этот человек собирал корабль у себя в черепной коробке; если бы Даниелю хватило выдержки просидеть тут несколько недель или месяцев, он бы увидел, как образ из головы корабела обретает материальную форму. Через год на нём будут плавать люди! Даниель восхищался таким чудом и завидовал мастеру. Не просто потому, что тот моложе, но потому, что он в тихом месте может без помех создавать что-то новое. По счастью или благодаря своим умениям, корабел сумел вписаться в историю куда более простую и приятную, чем та, в которой обречён фигурировать Даниель. |