Мысль зажгла в его глазах удивление, смешанное с раздражением: он никогда еще не думал о женщине с точки зрения супружеской связи, а сейчас он выбрал предмет восхищения такой же далекий и недоступный, как звезда. Тем не менее, он не встречал более красивую и желанную женщину.

Она посмотрела на него.

— Вы не сказали, что сожалеете.

— Что вы замужем? Конечно сожалею.

— Я не это имела в виду. Я говорила о том, что случилось на причале.

Он задорно усмехнулся.

— Сожалею? Ни в коей мере. Мне это понравилось!

Позже этой ночью Жан Лабарж поднялся по лестнице в свои комнаты и открыл дверь. Он чувствовал себя весело и приподнято, как никогда, и хотя было около двух ночи, спать ему совсем не хотелось. Всю дорогу домой, проезжая по плохо освещенным улицам он думал только о Елене. Сбросив пиджак, он швырнул шляпу на стоящую у стены вешалку и, зажигая лампу, поглядел на карту, которая закрывала всю стену.

Даже капитан Хатчинс не знал об этой карте. Она была выполнена на холсте шести футов шириной и девяти длиной. Жан собирал ее по крохам, по кусочкам в течение шести лет. Карта включала информацию, полученную от капитанов кораблей, простых моряков, охотников, трапперов, торговцев и даже некоторых индейцев. Почти каждый день Жан вносил на карту новую информацию или перепроверял уже имеющуюся.

Будучи занятым в пушном и не только в пушном бизнесе, он имел возможность не вызывая подозрений задавать множество вопросов, а торговцы и моряки любили поговорить о своих успехах и открытиях. Вчера он добавил на карту узкий залив с соснами на вершинах утесов. Рядом с картой на маленьком столике лежала открытая книга. Это была одна из многих подобных книг, в которые заносилась та же информация, что и на карту. Описания ориентиров, приливов, течений, лесов, обычаев индейских племен, оружия и условий жизни. Несомненно, его знание Русской Америки было глубже, чем знание людей, много лет проживших там. Каждый живущий в Аляске знал свой район, может быть, чуть больше, но книги Жана Лабаржа содержали сведения, собранные по кусочкам от тысяч людей, и собирал эти сведения он сам, а Жан знал, как задавать вопросы, как навести человека на нужную тему, к тому же, обладая обширными знаниями по Аляске, он легко мог поддержать разговор.

Жан знал глубину залива Якутат и лучшие места для якорных стоянок и торговли на острове Касаан. Он знал по именам лучших трапперов в каждой индейской деревушке, у кого с наибольшей вероятностью можно купить лучшие меха. Он знал имя и репутацию каждого индейского вождя, знал их отношения с другими племенами. Он знал о ручье, кишевшем красной рыбой, который впадал в залив Хамбэк, и о водопаде примерно в полумиле от берега. Он знал о проливах, где приливные течения были очень опасными, где лежали подводные скалы, о которые легко распороть обшивку корабля.

Чаще всего он осторожно справлялся о закрытых гаванях, тайных проливах, волоках и надежных местах, где можно спрятать корабль от патрульных судов. Каждый, с кем он беседовал, знал очень немного, но в общем собранные сведения представляли огромную ценность. Ни одна охотничья история не была для него слишком длинной, и любой торговец или траппер находили в Жане Лабарже внимательного слушателя.

Немногие имеющиеся карты района Ситки были страшно неточными, но он собирал все, что мог, и тщательно изучал их. Не проходило и дня, чтобы он не просматривал собранную информацию, потому что для Жана было недостаточно иметь ее в книгах, она должна находиться у него в голове. Лишь один человек знал о существовании карты, и этим человеком был Роберт Дж. Уокер.

Все эти годы двое друзей иногда переписывались, сообщая друг другу о своих делах. Успехи Роба Уокера впечатляли. После того, как закончился его срок в сенате, он возвратился к адвокатской практике, однако оставался влиятельным лицом в политических кругах.

Жан Лабарж знал, что его собственные интересы к Русской Америке, чисто коммерческие, и интересы Уокера к ней различны.