Он улыбается мне, демонстрируя свои невероятно сексуальные ямочки.

— Я все организую как можно быстрее. Воспользуюсь своим ртом, чтобы с…

— Папа! — в нашу комнату врывается Адриан, запрыгивает на кровать и вскарабкивается отцу на колени. — Папа! Мама! Хоупи проснулась и воняет. Фу! Думаю, она обкакалась. И знаете что? Дядя Люк внизу тоже. Прямо под елочкой, — он улыбается нам, в его зеленых глазках сверкает веселье и что-то напоминающее предвкушение.

Мы с Ремингтоном обмениваемся взглядами.

— Под елочкой? — уточняю я.

Адриан кивает.

— Он спит. И храпит.

— Разве Люк и Дом не должны были приехать завтра вечером? — озвучиваю я вслух свои мысли, ни к кому конкретно не обращаясь, а затем поворачиваю голову, чтобы взглянуть на календарь, висящий над тумбочкой.

Двадцать второе декабря.

Да уж. Слишком рано. Дом с друзьями уехал кататься на лыжах в Кицбюэль, поэтому мы ждали обоих братьев не раньше, чем завтра к обеду. (Примеч. пер. Кицбюэль — старинный австрийский город-курорт горнолыжной направленности в Тироле).

Я и раньше видела, как Люк посещает вечеринки. Его можно назвать королем вечеринок, но даже при всем при этом, он ни разу не напивался до такой степени, чтобы развалиться на полу. Должно быть что-то не так.

— Пойду проверю как он.

— Может быть, он хотел стать Санта Клаусом в этом году, но уснул, да? — с надеждой в голосе озвучивает предположение Адриан.

Ремингтон хмыкает.

— Еще слишком рано для Санты, — у Адриана вытягивается лицо. Ремингтон кашляет и спрашивает: — На нем красный костюм и шапка?

Адриан качает головой и хмурится.

Я хватаю халат со стула и сажусь, одной рукой прикрывая простыней грудь. Пальцы Ремингтона, обхватывающие меня за бедро, напрягаются. Предупреждение. Я оборачиваюсь посмотреть на него, но его глаза прикованы к сыну. Его губы изгибаются, и я догадываюсь, что он старается подавить улыбку.

— Адриан, пригляди за дядей Люком, хорошо? Мы спустимся вниз через минутку. Проследи, чтобы он не перевернул елочку.

Адриан округляет глаза и решительно сжимает губы. Он так ждал, чтобы провести это Рождество целой семьей, и теперь твердо намерен защищать деревце. Он целует Ремингтона и меня в щеку, затем спрыгивает с кровати и мчится к двери, готовый приступить к выполнению задачи. На пороге он притормаживает, поворачивается и смотрит своими огромными зелеными глазами сначала на нас, а затем в направлении комнаты Хоуп Эстеллы и снова обратно на нас. Он едва заметно хмурит бровки и поджимает губки, словно пытается решить сложную задачу.

— Я проверю Хоуп, — обещает Ремингтон, понимая затруднение сына.

Успокоенный словами отца, Адриан вылетает за дверь и в коридоре слышится топот его маленьких ножек, а затем он скачет по лестнице, как любой шестилетний мальчишка.

— Ангелочек, — тихо произношу я, падая обратно на кровать и закрывая глаза, впитывая всепоглощающую любовь, которую испытываю к этому мужчине, мальчику и девочке в моей жизни.

Ремингтон молчит. Я открываю глаза, и наши взгляды встречаются — он смотрит на меня с теплотой. Наклонившись и проведя губами по моим губам, он отстраняется и говорит:

— Спасибо.

— За что?

— За то, что сделала меня счастливейшим из мужчин на Земле.

Глава 2

Ремингтон

Я спускаюсь на первый этаж, держа на руках свою дочь, которая теребит воротник моей футболки. Ей удалось оттянуть его, зажать в своем маленьком кулачке и теперь она целеустремленно грызет его. Но Хоуп разочарованно кряхтит, когда не достигает желаемого и это не помогает ей унять зуд в деснах, она наклоняет свою крошечную головку и начинает теребить футболку еще усерднее.