Дверь распахивается в темноту, и какое-то мгновение он не в силах пошевелиться, не веря своему счастью. Наклонив голову, неуклюже подтягивая за собой костыль, он оказывается внутри Дома.

Кирби

9 сентября 1980

День сегодня чистый и звонкий, какие бывают в начале осени. Деревья такие смешные – будто не решили, они еще в лете или уже в осени: листья вперемешку – зеленые, желтые и ржаво-коричневые. Кирби точно знает, что Рейчел уже подзарядилась. И не только по сладковатому запаху, витающему в доме (безошибочный, самый верный знак), но по тому, как взволнованно она ходит по двору, громко рассуждая по поводу каких-то мелких находок в переросшей траве. Токио с радостным лаем прыгает вокруг нее. Мать не должна быть дома. Она должна быть в одной из своих отлучек, или «отлучников», как Кирби говорила, когда была маленькая. Ну хорошо, в прошлом году.

Долгое время она предавалась мечтам, что этот «отлучник», может, приходится ей отцом, и мама скоро их познакомит. Но потом ее одноклассница Грейс Такер заявила, что этим словом называют мужчину, который ходит к проституткам, и именно такой ее мама и является. Кирби не знала, что такое проститутка, но заехала Грейс по носу так, что кровь пошла. Та в отместку вырвала у нее клок волос.

Рейчел решила, что это очень смешно, хотя кожа у Кирби на месте вырванных волос покраснела и болела. Мать, конечно, не хотела смеяться, но «черт, это же действительно смешно». Позже она объяснила все Кирби – в своей привычной манере, ничего толком не объяснив. «Проститутка – это женщина, которая использует свое тело, чтобы извлечь пользу из тщеславия мужчин. А быть в отлучке означает немножечко отвлечься и взбодриться». На самом деле определения оказались неверными: проститутка занимается сексом за деньги, а в отлучках человек бывает, когда хочет отвлечься от реальной жизни, в чем Рейчел точно не нуждалась. Меньше отдыха, больше реальной жизни, мама!

Кирби свистом подзывает Токио. Пять коротких резких нот, отчетливых и отличающихся от аналогичных команд собачников в парке. Он подбегает и весело прыгает вокруг нее, абсолютно счастливый своим собачьим счастьем. «Чистопородная дворняга», – представляет его обычно Рейчел. Неряшливо-лохматый, с вытянутой мордой; шерсть в рыже-белых пятнах, а вокруг глаз круги песочного цвета. Токио – потому что, когда вырастет, Кирби уедет в Японию и станет известной переводчицей хайку; будет пить зеленый чай и коллекционировать самурайские мечи. (Мама на это сказала: «Всяко имя лучше Хиросимы».) Она даже начала писать собственные хайку. Например:

Или такое:

Всякий раз, когда она читает Рейчел новое произведение, та воодушевленно аплодирует. Но Кирби кажется, что, если бы она просто переписала текст с коробки шоколадных чипсов, мама реагировала бы так же шумно, особенно когда она «на подзарядке», что в последнее время случается часто. Все из-за «отлучника», или как его там зовут: Рейчел не говорит. Будто Кирби не слышит звуки подъезжающей машины в три часа ночи и приглушенных разговоров – обрывистых, нервных, после которых мама хлопает дверью и на цыпочках крадется в спальню, стараясь не разбудить дочь. Будто она не понимает, откуда берутся деньги на оплату жилья. Будто это вчера началось…

Рейчел разложила свои картины – все до единой, даже большой портрет Леди Шалот в башне (Кирби никогда не говорила, но она его любит больше всех), обычно тот хранится в кладовке, вместе с другими полотнами, которые мама начинает, но никак не соберется завершить.

– У нас что, дворовая распродажа? – спрашивает Кирби, хотя знает, что этот вопрос не понравится Рейчел.