Я обхожу кровать, мысленно проклиная свою заносчивость. Не уверен, что даже мой зять, здоровяк Томас Шиллинг, бывший боксер, гора мышц, или даже два Томаса Шиллинга, если бы таковые существовали, сумели бы разобрать эту махину разврата. Рядом с ней я как килька под боком у кита. Я с мрачным видом принимаюсь расстегивать сюртук.

Сколько еще мужчин расстегивали сюртуки (и не только) в присутствии миссис Уоллес и ее кровати?

Мне не приходится додумывать эту пренеприятную мысль, потому что прибывают Томас и его сын Ричард, тощий, как жердь, паренек, который сложением очень напоминает столбик кровати. Ричард завороженно таращится на миссис Уоллес. Она вознаграждает его ослепительной улыбкой.

— Ну что, за дело, дружок, — говорит ему Том. — Смотри в оба. Гарри, там уже закололи откормленного тельца, и все такое. Миссис Бишоп проветривает простыни, поставила всю кухню на уши. Тебя ждут не дождутся. Ага, кровать. Ну ладно. — Он неспешно обходит ее по кругу, как соперника на ринге.

— Отец, я думаю, надо начать с балдахина, — замечает Ричард.

— Одну минутку, джентльмены, — выступает вперед сияющая миссис Уоллес. — Если позволите. — Она взбегает по ступенькам и, встав на цыпочки, тянется к балдахину. — Мне пришлось предпринять некоторые меры предосторожности. Если не возражаете, поймайте то, что я буду сбрасывать.

Боже правый! Она сбрасывает вниз полдюжины шляпок, пару шалей и охапку чулок.

— Они забрали часть моих вещей, так что я позаботилась о том, чтобы сохранить оставшееся. Мистер Бишоп, пожалуйста, не помните цветы на этой шляпке.

— Дядя Гарри, а что нам теперь с этим делать? — спрашивает Ричард.

— Снять! — сердито говорю я, потому что он, дурачась, нацепил на себя шляпку миссис Уоллес. Чулки свисают с его плеч, как гирлянды, а на лице красуется дурацкая улыбка.

— Завернем в полог, а шляпки понесу я, — заявляет миссис Уоллес. Она стоит на одной ножке, как канатоходец, и, глядя на нас, смеется.

Я не удерживаюсь и улыбаюсь ей в ответ, так она очаровательна и хороша.

Но вперед неуклюже выкатывается Том и подает ей руку, помогая спуститься. Она сходит с помоста грациозно, как королева, а я стою и чувствую себя последним дураком, а почему — сам не знаю.

Итак, работа кипит. Балдахин, который, по сути, представляет собой огромную картину в деревянной раме, закреплен на перекладинах, которые, в свою очередь, держатся на столбиках. Мы спускаем его не без труда — он большой и громоздкий — и прислоняем к стене. Том открепляет перекладины, и мы с Ричардом бросаемся ему на помощь — и запутываемся в длинных полотнищах парчи. Мы выбираемся оттуда, чихая, и складываем полог под руководством миссис Уоллес.

Томас берется за молоток и лом, а миссис Уоллес бегает, и ловит деревянные клинья, и складывает их в одну из шляпок. Мы с Ричардом тем временем подхватываем детали кровати по мере их освобождения и сносим в сторону. Миссис Уоллес непринужденно расспрашивает Томаса о внуках и вгоняет Ричарда в краску вопросом о том, есть ли у него девушка. Меня она игнорирует, и я не знаю даже, рад я этому обстоятельству или, напротив, опечален. Однако в конце концов кровать превращается в груду парчи и деталей из резного дерева.

Мы сносим вниз первую партию, и тут выясняется еще одно пренеприятное обстоятельство. Томас поручил мальчугану подержать лошадь и пообещал ему за это шестипенсовик, и вокруг повозки собралась уже кучка зевак. Малыш лет шести, который с гордостью исполняет возложенную на него обязанность, пожалуй, может и не справиться с охраной повозки и ее содержимого.

Я предлагаю Ричарду взять это дело на себя и говорю, что сам помогу Томасу снести все вниз.

— Разумеется, нет, — заявляет Том.