Владеющие немецким языком хорошо знакомы с таким лингвистическим явлением, как твёрдый приступ (Knacklaut) в начале слова, начинающегося с гласного звука. Освоить твёрдый приступ в немецком языке в общем-то не представляет больших трудностей — кряхтеть русские могут вполне прилично. А вот явление «стёдет» в датском языке практически невыполнимо для иностранцев: это твёрдый приступ в конце слова, оканчивающегося на гласный звук. Сколько ни бились со мной в школе Бёрлитца, вместо «стёдета» я производил только противное покряхтывание, характерное для человека с плохим стулом. Я не был честолюбив до такой степени, чтобы убиваться из-за какого-то «стёдета», и в конце концов решил обходиться без оного. Смысловая нагрузка, которую несёт этот толчок-стёдет, в ходе долголетней практики общения с датчанами вроде бы не страдала.

В силу слабости характера...

Предатель В. Пигузов, воспитывавший молодые кадры для разведки и продававший их прямо на корню американскому ЦРУ до того, как они заканчивали спецшколу, написал нечто вроде диссертации на тему: «Некоторые вопросы лингвистического обеспечения встреч с иностранцами». Предатель владел одним английским языком, и тем, говорят, через пень на колоду. Думаю, что с его расстрелом несколько поторопились. В качестве наказания за измену я бы заставил его до самой смерти «лингвистически обеспечивать» встречи с датчанами.

БЛИЖЕ К ДЕЛУ

За всё благодарю я Бога! Теперь судья мне Он один! Везде мне скатертью дорога, И сам себе я господин.

Проницательный читатель наверняка уже заметил, что я как-то бочком обхожу вопрос о тех прелестях Копенгагена, которые произвели на меня при первом с ним свидании неизгладимое впечатление. Мною тогда владело эдакое восторженно-радужное настроение, и я даже воспользовался тургеневскими и андерсеновскими образами для того, чтобы точнее описать моё тогдашнее умонастроение. Кстати, именно первое впечатление о стране оставляет самый глубокий след.

Что ж, должен признаться, что поэзия краткосрочных загранкомандировок не идёт ни в какое сравнение с прозой длительных. Во-первых, наслаждаться достопримечательностями в ДЗК некогда: нужно устраивать свой быт, начинать работать, ходить по магазинам, экономить, выяснять отношения в советской колонии, ходить на собрания, то есть жизненная установка здесь принципиально иная. Во-вторых, тобой овладевает определённая инерция (проистекающая из первого объяснения), согласно которой мы не очень-то торопимся сходить в Третьяковку или Большой театр в Москве. А зачем? Всегда успеется. Вот эта занятость, ежедневная загруженность, усталость и инерция, к сожалению, не создают того благоприятного фона, на котором происходят короткие набеги на заграницу.

...А между тем я постепенно расправлял крылышки и осторожно стал выходить «на люди» — резидент разрешил предпринимать целенаправленные шаги по заведению полезных связей. Это совпало с завершением занятий по вождению у датского преподавателя, и я мог наконец-то сесть за руль закреплённой за мной машины.

Всем дипломатам, впервые выехавшим в заграничную командировку, первые три месяца запрещалось самостоятельно передвигаться по городу на автомашине, а перед тем как сесть за руль, дипломат должен был сдать своеобразный экзамен по вождению посольскому шофёру-механику. В течение всего карантина я кругами ходил возле «моего» «Форда-17» и любовно сдувал с него пылинки.

Боже праведный, что это был за автомобиль! Синий, как датское весеннее небо, стройный, как арабский иноходец, сильный, как табун тех самых семидесяти лошадей, что были спрятаны под его капотом.