Королева Юлиана в одном из писем к Екатерине II заверяла: «Я постараюсь озолотить им цепи, насколько это будет возможным». Принцам и принцессам и в Дании так и не удалось осуществить свою давнюю мечту — просто погулять за городом по траве. Датская тётушка им в этом категорически отказала. В том же письме брауншвейгская датчанка сообщает своей цербст-анхальтской «товарке», что племяники, мол, жаловались ей, что «в нынешнем счастливом положении» они менее свободны, чем в Холмогорах. «Вот как сильна привычка на этом свете — сожалеют иной раз даже и о Холмогорах», — сочувственно ответила венценосная немка из Петербурга венценосной немке в Копенгаген.

Нужно ещё добавить, что наследниками всего имущества хорсенского «двора» стали датские короли.

Очень печальная история.

А я до сих пор вижу себя стоящим посреди небольшой, почти игрушечной, пустой площади в плотной провинциальной тишине городка Богенсе. Ни одного движения, ни малейшего звука не зафиксировали мои зрение и слух. Казалось, мы попали не в город, а взяли билет в театр на спектакль, для которого на площади была выстроена декорация из картонных одноэтажных домиков под черепицей. Но спектакль отменили, актёры и зрители, предупреждённые заранее, в театр не явились, и только мы с ГэФэ, русские туристы, не узнали об этом. Вот-вот появятся рабочие сцены и заберут с собой, вместе с волшебными лучами вечернего заката, и «Мальчика Пис», и нас, и эти ненастоящие домики и с придуманным, наверное, Андерсеном городком.

Спустя много лет мы с ГэФэ вспоминали о посещении Богенсе: он — с изрядной долей юмора, а я — с грустью. Мне было жаль, что взятые нами билеты на спектакль пропали и что я так и не увидел сцен из датской провинциальной жизни начала XIX века.

Чего я ожидал там увидеть, я не знаю до сих пор.

Наверное, что-то очень хорошее. А может быть, и не очень — типа приведенной выше хорсенской истории.

ЕЩЁ БЛИЖЕ К ДЕЛУ

Хотел бы похвалить, но чем начать, не знаю.

Нетерпеливый читатель может задаться вопросом: чего это автор то углубляется в мелкие детали, с жаром описывая каких-то статистов на своих оперативных подмостках, каковыми несомненно являются Оскар и Володя-жестянщик, то предаётся меланхолии по поводу какого-то провинциального городишки, то делает экскурс в историю? Где же ночные схватки в подворотнях с соперниками из ЦРУ и СИС? Где, на худой конец, леденящие душу донесения агентов из штаб-квартиры НАТО? Где вообще разведка, шпионаж, погони, слежка, кинжалы, пистолеты и плащи?

Не спеши с выводом, дорогой читатель. Во-первых, вся наша жизнь проходит в окружении статистов. А во-вторых, эти маленькие эпизоды позволяют перейти мне к некоторым философским обобщениям, которые могут пригодиться для любого русского, путешествующего за границей. И в-третьих, вернитесь к предисловию и вспомните, что ничего подобного я вам не обещал.

Именно статист-обыватель в высшей степени является выразителем сущности нации. Общение с людьми чиновными и высокопоставленными не всегда продуктивно с точки зрения познания менталитета и особенностей людей, населяющих страну пребывания, ибо они не всегда могут быть искренними с советским дипломатом и, как правило, заражены либо духом космополитизма, европейского превосходства, либо ещё какими-нибудь предрассудками по отношению к нам, иностранцам, а к русским — в особенности.

А история помогает лучше понять современное состояние нации.

Датчане — небольшой народ, но именно это обстоятельство объясняет, почему каждый отдельно взятый её представитель так болезненно относится к тому, как его воспринимают иностранцы. Представители большой нации могут позволить себе не беспокоиться по поводу того, как их воспринимают со стороны.

К сожалению, я не могу утверждать, что в среде наших загранработников не встречались люди, относившиеся к истории страны и местному населению без должного уважения.