— Они его остановят. — Одна из женщин постарше скрестила руки. — Обязательно. Не может же он и дальше скидывать все статуи.

— Он будет делать всё, что захочет, — тихо проговорила девушка рядом с Мирани. — Он убил Гласительницу. Бог проклял его, а заодно — и всех нас.

Мирани чуть-чуть приоткрыла ставню. Священнослужители направлялись к середине площади. Аргелин, стоявший как раз под окном, обернулся к ним. Через мгновение священнослужители поклонились ему. Белая мантия бальзамировщика подолом взметнула пыль, на бритых головах писцов был заметен выступивший пот.

— Это еще что? — спросил Аргелин. В его голосе слышалось больше веселья, чем раздражения.

Главный бальзамировщик облизал пересохшие губы. Он был очень толст, на мясистых пальцах блестели кольца.

— Господин генерал… — неуверенно начал он.

Аргелин растянул губы в стальной улыбке и поправил:

— Великий царь.

На долю секунды наступило молчание. Потом:

— Как изволите, господин.

Аргелин сделал шаг.

— Мало сказать — изволю. Приказываю. Ты же видел, Пармений, как меня короновали.

Мирани слышала об этом. Однажды Креон принес в гробницы новость: Аргелин объявил себя царем, увенчал голову серебряной диадемой, снятой со статуи Бога в Храме. Она помнила, как испугалась Ретия. И как разъярилась.

Рядом с бальзамировщиком стоял мальчик-слуга с опахалом. Аргелин жестом велел ему отойти. Тот торопливо попятился. Его хозяин залепетал:

— Великий царь. Да, конечно. Но я… мы… мы все — слуги мертвых. Мы хотим сказать…

А в нем есть храбрость, подумала Мирани. Старик протянул пухлую руку, и слуга поднес шкатулку. Бальзамировщик открыл ее. Женщины в один голос ахнули.

Даже отсюда было видно, как блестят в ней драгоценности. Бриллианты, без сомнения. Их отсветы плясали на лице Аргелина маленькими радугами. Глаза генерала сузились, но он не выказал удивления. Бальзамировщик достал небольшой свиток и крепко стиснул его золочеными пальцами.

— Великий царь! — Его голос дрожал от волнения. — Вы вольны поступать, как вам заблагорассудится. Но мы не можем спокойно стоять рядом и смотреть. Мы молим вас… умоляем… проявить великодушие и отказаться от своих планов.

Старик кивнул, по его знаку все чиновники опустились на колени и низко поклонились, коснувшись лбами земли. Пышные наряды сковывали им движения. А Повелительница кошек с трудом дышала под маской с кошачьими усами.

По толпе прокатился ропот.

Аргелин смотрел, не шелохнувшись.

— Негоже смертному затевать войну с богами, — продолжал бальзамировщик. — Вы навлечете на нас гнев богов. Царица Дождя рассердится на нас всех, на свой народ, на рабов и на детей. Мы, служители загробного мира, умоляем вас: сохраните эту статую. Она последняя. Наша страна изведала немало ужасов. Вы, государь, в своей великой щедрости и мудрости не сможете нам отказать. А мы, в свою очередь, просим вас принять наш дар в знак признательности народа.

Перепуганный раб поставил шкатулку у ног Аргелина. Генерал заглянул в нее. Когда он поднял голову, его глаза были холодны.

— А моего гнева ты не боишься, старик? — Аргелин, будто атакующая змея, протянул руку и схватил бальзамировщика за ворот одежды, притянул к себе и произнес, глядя в потное лицо старика: — Эта твоя Царица Дождя отобрала у меня из рук тело Гермии, ослепила меня, заставила совершить убийство. Я поклялся, что в отместку за это уничтожу все ее изображения, и сдержу свое слово. И меня не остановите ни вы, ни ваши вонючие мертвецы, ни сам Бог!

Он пнул шкатулку, перевернув ее.