Изменить размер шрифта - +
Судя по количеству и весу нательных крестов на жирных грудях и над голыми пупками, у нас в самом деле расцвет нравственности… Очевидно, что-то такое отразилось на моём лице, потому что парень, отрывавший мне билет (я обратил внимание, что использованных там совсем мало), сказал вдруг:

— Мы потихоньку разгребаемся — дядя Лёша и я. Но рук не хватает…

— Дядя Лёша — это смотритель? — уточнил я. Парень кивнул: — А у тебя что, такая школьная практика?

— Нет, — он снова замкнулся. — Мне просто нравится… Проходите, — и он впереди меня ушёл в те комнаты, где надо было «разгребаться».

А я побрёл по комнатам.

В двух оказалась очень неплохая выставка фауны и флоры, сделавшая бы честь и областному музею — если не размерами, то подбором, расположением и ухоженностью экспонатов. В одной — самой большой — были представлены экспонаты на тему «Наш край с древнейших времён по годы Великой Отечественной Войны». Тут я подзадержался, думая, что с удовольствием лично вышвырнул из соседнего здания весь мишурный новодел, чтобы поместить там предметы, лежащие в горках и витринах, куда более древние и даже просто намного более ценные в чисто материальном выражении.

Очевидно, современность и ещё что-то должны были быть представлены в последних двух залах, ещё не оформленных — ну в четвёртый занимала война.

Грешен — не люблю бывать в таких залах. Они везде одинаковы. Медали и ордена, германские каски и противогазы, корпуса гранат, документы, листовки… Правда, через эти места война прошла здорово, экспозиция была побогаче, но не выходила за пределы указанной темы. Я всё-таки побродил туда-сюда, привычно определяя предметы. Постоял перед витриной с холодным оружием. По соседству находилась другая —

 

«ПАРТИЗАНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В НАШЕМ КРАЕ В ПЕРИОД ОККУПАЦИИ»

 

Я перешёл к ней, подумывая, что стоит всё-таки сделать по соседству с десяток снимков и оставить еще рублей пятьсот музею, как дар. Не замылил бы этот отрок только — ну ничего, заставлю при себе оформить бумагу.

В правом нижнем углу витрины лежала жестяная коробка из-под печенья — старая, по возрасту ей самое место по соседству, а не здесь. Она была вскрыта, даже распорота скорее. А рядом лежали четыре пионерских галстука — неожиданно яркие сатиновые треугольники, расположенные веером, потёртые, подштопанные, разлохмаченные. Отпечатанная на компьютере (!) табличка гласила:

 

«Найденные недалеко от деревни Кабанихи галстуки юных бойцов с оккупантами. Предположительно принадлежали разведчикам партизанского отряда «Смерч» Саше Казьмину, Юле Маковец, Жене Стихановичу и Боре Шалыгину, пропавшим без вести при выполнении боевого задания в сентябре 1942 года. Найдены Б.Ю.Шалыгиным и переданы в музей 14.07.2004 года.»

 

Я перечитал фамилии. Шалыгины… Похоже, кому-то из потомков повезло найти галстук предка. Интересно, сколько содрал за находку… И тут я обратил внимание на одну интересную в своей странности вещь — четвертый галстук, лежавший под всеми остальными. Он был такой же, как остальные — потёртый и поношенный. Но — зелёный. Это не сразу замечалось — освещение было скверным, галстук лежал, как уже было сказано, под остальными.

И всё-таки он был зелёный, как листва на дереве.

Я пошёл искать того парня.

Он разбирал завал в комнате по соседству и воззрился на меня с некоторым нетерпением. Я кашлянул, кивнул в сторону двери и спросил:

— Не можешь кое-что объяснить? Я… э… заплачу, как за экскурсию.

— Пойдёмте, — он поднялся легко и быстро. А пока он сидел, я заметил под самой задравшейся левой штаниной шортов, на внешней стороне бедра, белёсое пятно с двухрублёвую монету размером.

Быстрый переход