|
Бормотание было про любовь, про любовь несчастную и неразделенную, и сделалось от этого ангелу еще грустнее и неудобнее. И слушал он это бормотание с затаенной болью до тех пор, пока не прозвучало откуда-то сверху, и не из комнаты, что над подполом располагалась, а вообще с земли, некое механическое рычание, которое, однако же, вскоре затихло, но на смену ему пришли другие шумы и голоса, и наполнили они собою уже не всю землю, а ту комнату, что располагалась прямо над ними, и заскрипели виноватым скрипом доски пола, по которым расхаживал кто-то, а может, и расхаживали, потому что голосов было несколько, и среди них улавливался негромкий голос хозяина, однако говорили чаще другие, более грубые голоса. Потом разом все стихло, но тотчас открывшийся вход в подпол впустил вниз целый коридор света.
— Эй, там, выходи все! — крикнул кто-то сверху, и тут же в углу ойкнули громко, словно от снившегося кошмарного сна. — Выходи! Неча отлеживаться! — повторил голос. Ангел, будучи не спящим, слез со стола и, войдя в этот до рези в глазах яркий коридор, созданный такою маленькою лампочкой, поднялся по лесенке и остановился, увидев перед собою четырех вооруженных красноармейцев. — Садись пока! — ткнул рукою на скамью у стола один из них. Ангел сел. Тем временем поднялись из подпола и остальные. И их усадили у стола; вперед на шаг выступил красноармеец постарше, осмотрел странную компанию, задержав взгляд на обрезанной верхней половинке сарафана, одетой на дезертире. Ухмыльнулся. — Ну, — сказал он, — кто откуда будет? А? На сей вопрос ответа не последовало, и тогда красноармеец пальцем показал на парня в суконной рванине и, сощурив глаза, спросил: — Ты! Откуда сбег? — Из колхоза, — дрожащим голосом ответил парень. — Какого колхоза? — «Заветы Ильича». — Ишь ты… — покачал головой красноармеец. — Из заветов Ильича сбег! И не стыдно?! — Стыдно… — сказал парень и опустил голову. — Эт у тебя первый побег? — все допытывался красноармеец. — Ага, — сказал парень. — Ладно, — красноармеец вздохнул и перевел взгляд на дезертира. — А ты? — Я не сбегал, я по делам шел… и здесь заночевать попросился… — заговорил тот. — А кто ж тебе такую сарафанную сорочку сшил? Жена што ли? — заулыбался красноармеец. — Да, жена… — кивнул дезертир. — Ну че, правду говорит? — красноармеец повернулся к хозяину, голубоватому лицом из-за недосыпа. — Не-е, — ответил хозяин. — Эт он со мной поменялся. Свою-то форму мне дал, а это я ему кинул… — Ах ты сволочь! — чуть было не бросился дезертир на хозяина, но вовремя заметив, как один из красноармейцев выставил в его сторону винтовку со штыком, усидел-таки на месте. — Та-ак, — красноармеец покачал головой. — Откуда сбег? — Тридцать восьмой кавалерийский особый отряд по поимке беглых колхозников… — проговорил упавшим голосом дезертир. — Ишь ты! — снова покачал головой красноармеец. — А мы из тридцать девятого механизированного особого отряда по такой же поимке… Первый раз бежишь? — Второй… — сознался дезертир. — Ясно, — красноармеец посмотрел на ангела. — А ты? — спросил он. — Я… — начал было отвечать ангел, да запнулся, понимая, что правду говорить нет смысла, а неправду, в которую эти люди с радостью поверят, — не хотелось говорить. |
