— Вы явно рассчитываете на большее, нежели чашка чаю с герцогом и вдовой. — Он улыбнулся, открыв взгляду крепкие белые зубы. — Мы не получали никаких известий о прибытии гостей, однако количество чемоданов говорит о том, что вы намерены остаться здесь на несколько недель.

— Вы непозволительно дерзки! — вспыхнула Дженис. — Но да, мы приехали не на чашку чаю, а собираемся пробыть здесь месяц.

Гордо выпрямившись на сиденье, Дженис, несмотря на раздражение, которое вызывал в ней этот нахал, вдруг ощутила безумное желание дотронуться до его лица, обхватить ладонью подбородок, просто чтобы удержать эту его улыбку и любоваться ею столько, сколько захочется. Все остальное в нем ее совершенно не трогало.

— Мы здесь по приглашению вдовствующей герцогини.

— Как такое могло случиться без ведома герцога? Она что, вообразила себя королевой?

Дженис буквально потрясли его слова.

— А что, только королевы приглашают гостей?

Брошенный скептический взгляд им вовсе не обескуражил ее.

— К вашему сведению, она все ясно и понятно изложила в своем письме. — Дженис произнесла это холодно, хотя внутри у нее все кипело: что значит — «возомнила себя королевой»? — Оно в моем чемодане, и я готова показать его ответственному лицу, но уж никак не вам. И вообще: кто вы такой, скажите на милость? Фермер‑арендатор? Или один из грумов герцога?

Мужчина надменно вздернул бровь и уже открыл рот, собираясь ответить, когда Изобел, ахнув, воскликнула:

— Да это же сам герцог!

— Иззи! — похолодела Дженис.

Губы незнакомца изогнулись в довольной усмешке.

— Я и в самом деле грум, однако мои обязанности не ограничиваются конюшней. Мне поручено охранять неприкосновенность этого поместья, поэтому не трудитесь выдумывать какую‑нибудь нелепую историю, почему вам просто‑таки необходимо здесь остаться. Я достаточно таких наслушался, уверяю вас.

Насмешливый блеск в его глазах необычайно нервировал Дженис. Что его так забавляло? И даже если была тому причина, как он смел смотреть на нее подобным образом? Она все‑таки дочь маркиза, и хотя ей нечасто доводилось бахвалиться этим фактом, разве она не вправе требовать к себе по меньшей мере чуточку уважения?

Она окинула его надменным взглядом:

— Но мы не сделали ничего дурного. Вдовствующая герцогиня действительно пригласила меня погостить, и я могу это доказать. А вы самый дерзкий, непочтительный, — «и обворожительный», — грум из всех, кого я когда‑либо встречала…

— Полагаю, ваш кучер ушел вперед с лошадьми, — спокойно перебил ее грум. — Эту дорогу содержат в безукоризненном порядке, так что здесь ней нет никаких рытвин или выбоин. Признавайтесь, которая из вас придумала этот трюк? Или это проделка вашего кучера? Письмо достаточно легко сбросить со счетов — кругом полно умельцев подделывать документы, — но сломанное колесо дает дополнительный шанс задержаться до тех пор, пока историю с письмом подвергают проверке. Замысловато‑усложненная уловка, леди.

— Здесь нет никакой уловки, — горячо возразила Дженис, но ей трудно было продолжать на него сердиться.

Его же глаза тем временем наполнились бурным восхищением. Или, возможно, он против собственной воли почувствовал к ней уважение, но уважение совсем не того рода, к которому она привыкла, не то формальное показное почтение, которое ей обычно оказывали поклонники, слуги и вообще окружающие как падчерице маркиза.

Его уважение больше походило на то, которое она заслужила в детстве у своего старого друга Дикона. Когда ей было восемь лет, а ему девять, она умела балансировать на одной ноге гораздо дольше, чем он.