Нам повезло. Метрах в пяти от земли ветви расходились широким веером, образовывая круглую площадку метров двух в диаметре, усыпанную пружинящим слоем трухи. Мы сели на этот упругий матрас… и Танюшка наконец заплакала. Я приобнял ее, с трудом удерживая слезы и с отчаянием думая, что надолго меня может и не хватить.

Кажется, мы так немало просидели. Еще несколько часов назад я мечтал об этом… Потом Танюшка, похоже, уснула, и я уложил ее – осторожно, прикрыв сверху своей курткой. Стало холодно, но одновременно потянуло в сон, и я прилег ближе к «стенке», не опасаясь свалиться – сучья были мощные и частые. Сунул руки под мышки и сонно выругал себя, что не догадался наломать каких-нибудь веток или хоть травы нарвать.

Кажется, я отрубился именно на этой мысли. И проснулся в темноте от того, что Танька меня трясла за плечо – сильно, но тихо.

– Тань… ты почему?.. – забормотал я, не сразу проснувшись, но отметив по звездам, что уже часа два.

– Олег! – Голос Таньки оставался спокойным, но это было спокойствие ужаса. – Внизу кто-то есть.

Я перевернулся на другой бок и, затаив дыхание, высунулся между двух сучьев.

Бесформенная темная масса тихо шевелилась внизу, почти не издавая звуков – лишь временами слышалось легкое похрипыванье, словно у этого существа были неполадки с дыханием.

Двигая только правой рукой, я полез в карман и, достав складной нож, открыл лезвие. Машинально, не потому что надеялся на него, как на оружие. Просто слишком страшно было не иметь в руках вообще ничего, когда за спиной – Танюшка.

Существо не уходило. В голове было кипящее крошево из обрывков мыслей. Если полезет – надо бить по лапам или глазам… если у него есть лапы или глаза… если это вообще не что-то из «Хранителей»… вот бы мне мой охотничий нож…

Танюшка молчала, но я не был уверен, что ее надолго хватит. И я резко ослабел (так, что зашумело в ушах), весь вспотев, когда эта бесформенная тень плавно скользнула в темноту и бесшумно в ней растворилась.

Руки у меня позорно дрожали, я даже не смог сразу закрыть нож, а потому так и положил рядом раскрытым. Танька снова прижалась ко мне, и на этот раз мы легли уже спина к спине, укрывшись моей курткой. Я лежал с открытыми глазами, ощущая, как бьется у девчонки сердце, и вслушиваясь. Страх не отпускал, бродил рядом, карабкался по дереву и усаживался на ветвях, покачивавшихся под его тяжестью.

Так страшно мне не было даже в недавнюю мою одинокую ночевку в лесу. Может быть, потому что сейчас я боялся не только за себя.

Как часто бывает, когда боишься спать, я не заметил, как уснул, и навалившийся кошмар показался продолжением реальности – мне снилось, что я лежу, как лежал, а через край нашей площадки перебирается какая-то жуть и вот-вот бросится на нас…

Я проснулся, вздрогнув и широко открыв глаза. Было утро, солнце уже поднялось, вовсю гомонили птицы. Танюшка стояла спиной ко мне в развилке веток – враспор руками и ногами. Она куда-то смотрела и была совершенно неподвижна.

Надо сказать, мне очень хотелось: а) в туалет; б) есть. Или наоборот, не знаю. Но я поднялся, отыскал и убрал выпавший из руки нож и подошел к ней, сказав:

– Доброе утро.

– Смотри, – вместо ответа тихо сказала Танюшка. – Я уже насмотрелась…

Она говорила не только тихо, но и спокойно. Я встал в другую развилку.

Лес был со всех сторон – на склонах холмов, по берегу реки. Только в той стороне, где должна была располагаться почта, открывался более широкий вид.