— Мда, — журналист сложил пухлые ладони перед грудью, — немецкая пресса — это хорошо. Неужели у вас, не как у официального лица, а просто как у человека, нет ни одного своего слова для того, чтобы описать министра?

— Есть, — улыбнулась Лана, — но статья в газете не о министре, верно? — И она встала.

— И на том спасибо. — Журналист поднялся и стал проворно запихивать свои вещи в видавший виды рюкзак. — Думаю, что завтра материал появится.

— Угу, — Лана вышла в коридор, — перед тем, как его сдать, не забудьте прислать нам. Пропуск можно отметить у секретаря.

Она сухо попрощалась и вышла. После этого разговора Светлана никак не могла отделаться от чувства гадливости. «На воре и шапка горит, — стала успокаивать себя Лана, — как услышала имя Соколова, так и сомлела». Она нервно распечатала пачку сигарет и вышла покурить в холл.

Комитет по экологии занимал два крыла на двадцать седьмом этаже здания мэрии, некогда принадлежавшего СЭВ. Курить сотрудникам разрешалось только в холлах у лифтов. Эти просторные холлы являлись «переплетом»-основанием стеклянных «страниц» этого здания-книжки. С двадцать седьмого этажа открывался удивительно красивый вид на Москву. Москва всегда была разной: рано утром — пастельно-нежной, в пасмурный день — мрачно-солидной, неистовой в часы заката и празднично-расцвеченной в угольные вечера.

— Вы еще здесь! — обрадовался журналист, выходя в холл. — Покурим? Ух как красиво! Я так понимаю, что прямо перед нами гостиница «Украина», а справа — университет?

— Да, а чуть ниже Новодевичий монастырь.

— Мне нравится панорама реки, такая широкая и величественная.

— А вы можете представить себе, какая двести лет назад здесь была разбойная глушь? Вон там слева, за домом с рекламным щитом на фасаде, Проточный переулок. Туда заводили пьяных прохожих, грабили и раздевали.

— Как вы хорошо знаете историю, — пробормотал журналист.

— Я люблю представлять себе на месте современного города старую Москву. Это так увлекательно. — Лана осеклась. «Чего это я вдруг разоткровенничалась?» — мелькнуло у нее.

— Красота! — Журналист с удовольствием причмокнул губами. — Но мне пора. Еще раз до свидания.

Он шагнул в металлический куб подошедшего лифта, двери бесшумно закрылись, и лифт ухнул вниз.

Лана осталась у окна — панорама города всегда успокаивала ее, настраивала на созерцательный лад. Когда, докурив, она бросила окурок в урну с песком, неприятный осадок, оставшийся в душе после встречи с журналистом, исчез. И в этот момент раздался звонок, которого она так ждала.

— Это я, Соколов. Ты куда вчера пропала?

— Я уехала вместе со всеми.

— Может, поедем перекусим вместе? Когда у тебя обеденный перерыв?

— У меня вообще сегодня выходной, — пробормотала Светлана.

— Тогда спускайся через десять минут. Машина будет стоять прямо у входа.

Москва, 13 октября,

Большая Грузинская — проспект Мира

Когда черная «Волга», мягко шурша шинами, выехала на Большую Грузинскую улицу, Андрей Александрович, чтобы прервать затянувшееся молчание, учтиво осведомился:

— Как прошел день?

— Нормально, а как у вас?

— У меня замечательно, — он довольно улыбнулся, — я сегодня работал в одном кабинете в Белом доме, окна которого выходят на Большой Трехгорный переулок.