Александр Куприн. Сказка о затоптанном цветке
Посвящаю рыжим хризантемам
I
Не в некотором царстве, а также и не в некотором государстве, а в моем воображении жила однажды прекрасная девушка.
II
Она была особенно прекрасна потому, что не сознавала своей красоты. Она была стройна, гибка, по‑девически очаровательно неуклюжа. Она была радостно добра и милостива ко всему: к цветам, к зверям, к рыбам, к предкам, к человеческим ошибкам или неловкостям. И ей это ничего не стоило.
III
Так как в каждой сказке необходимо нарисовать наружность героини, то и мы с тобой, мой любезный читатель, попытаемся это сделать. Ну вот представь себе: Оранжерейная культура, но при этом цветущее здоровье. Несколько бледное лицо, но без малейшего следа утомления. Свободные ловкие движения. Застенчивые девические ноги. Точный и нежный профиль. И такие радостные, такие яркие губы. О, счастье! Чуть‑чуть горбится, но это у нее прекрасно. Весела без принуждения. Немножко неправильное строение рта и зубов, но в ней это было очаровательно. Но что было всего прекраснее в ней – это ласковость, которая исходила из нее так же просто, как свет и тепло из солнца…
IV
Следующая картина. Вихрь вальса. Causerie[1]. Английские печенья. Два лакея в нитяных перчатках. Лестница, уставленная тропическими растениями, взятыми напрокат… И вот появляется он. Он, конечно, где‑то служит. Пробор, усы, уменье поцеловать изящную руку у дамы. Связи. Одет в форму, то есть носит на лбу, на пуговицах, спереди и сзади – какие‑то эмблемы вроде орлов, топоров, звезд. Короче – он где‑то и чему‑то служит.
V
Эта глава самая краткая. Брак, суетливый шепот родственниц. Отъезд за границу… Впрочем, предоставляю читателю самому дорисовать эту картину или прочитать ее у бессмертного писателя Тургенева.
VI
Этот человек сделал ее несколько раз беременной. Погубил всю прелесть ее красоты частыми деторождениями. Он обратил ее в кухарку, в соучастницу мелких дрязг и сплетен, осквернил ее душу всеми кляузами того учреждения, в котором или которому он служил.
VII
Близится развязка. Она умерла. Выждав год, он женился на другой. Через полтора года он не мог даже представить себе ее наружности. И казалось бы, читатель, что от благоуханного цветка ничего не осталось и что нам с тобой следовало бы на этом месте окончить капризный рассказ.
VIII
Нет. Осталось. Однажды в зимние сумерки она сидела за роялем и… так себе… от нечего делать… брала грустные аккорды на черных клавишах. И вот поэт, человек, которого она, вероятно, не замечала и которого, может быть, терпели в ее доме из сострадания, увидел ее руки. Это были блестящие, сияющие руки. Руки, которые любая женщина показала бы, не стыдясь, всему миру!
IX
С тех пор прошло около ста лет. Давно умерли и родители, и лакей в нитяных перчатках, и прекрасный цветок, затоптанный чужими ногами; умер также в чине какого‑то или чьего‑то советника герой нашего рассказа. Но если бы поэт захотел, он подарил бы бессмертие не только этой очаровательной тени, но даже чьим‑то рукам, ласкавшим черные клавиши однажды вечером в грустном сумраке.
А. И. Куприн
Р. S. Этот рассказ написан для тех, кто понимает, что величайшее страдание и величайшее наслаждение – мысль. |
