Знаменский, обежав вокруг дома и участка спринт, влетает на веранду

– Никого нет, никто вроде не падал. Ничего не помято.» Скорой» не было, машины не заезжали – никакие. Аккуратно все. Дрова, вода, все в порядке.

– Георгий Васильевич, чердак открыт. – Литягина медленно спускается сверху.– Что там искали? Там сундуки, корзины, старые тряпки.. Пылища!  Литягина чихает и вытирает нос указательным пальцем. Как мальчишка.

– А Это Ворохов опять.. Предметы для натюрморта  я взмахиваю кистью, небрежно и улыбаюсь. Таня пристально смотрит на меня, и мне не хочется, чтобы она заметила, как уголки губ у меня – дрожат. Я физически ощущаю панику внутри. Но не даю ей хода.

– Едем к реке, ребята? Они могут и там быть. Погода хорошая.

– Светлана Александровна плавает? – Антон, прищурившись, смотрит в окно веранды, отвернувшись от меня.

– Немножко. Нет ее планшета. Она может сидеть где – нибудь… Вот если Лешка в воду полез, тогда – капут.. Он маленький. Ему только восемь.

– Послушный? – Литягина машинально бросает взгляд на овальное зеркало в холле, поправляет что то на воротнике куртки, и я вдруг вижу, как хмуро и зло, исксоса, на нее смотрит Антон. Это отлично отражается в старинной гладкой дымке амальгамы.

– Нормальный. Как все дети. Адекватно реагирует. Ланочку любит очень. Считает, что он – старший в этих отношениях. Присматривает за ней. Такая парадигма у нас здесь. – Я развожу руками.

– Это же все от вас исходит – Литягина пытается улыбнуться мне во весь рот. Но губы ее словно растягивают холодную резиновую маску. В глазах не отчаяние… Смятение. Может быть – затаенный интерес. Но мне не до него.

– У Вас красивый дом, Георгий Васильевич – уже в машине легко выдыхает Литягина, но мне некогда отвечать на комплименты, мы почти тут же выпрыгиваем на песок берега, в ежевичные заросли, что неподалеку от небольшого обрыва. Бежать у меня тоже не получается. Зверски болит колено. Я присаживаюсь на перевернутую лодку на берегу, даю Антону свою трость вместо рогатины и он отважно исчезает в ежевичных колючих дебрях, рискуя изорвать в клочья серый вельвет модной курточки.. В течении следующих пяти минут я слышу только чертыхания, шум, треск веток… Литягина не составила ему компании: ушла в сторону поселка слева от берега.. Чертовски растянуто здесь все: коттеджи, домики, усадьбы. Около реки предпочитают отдыхать и жить местные воротилы бизнеса. Того и гляди сделают здесь охраняемую зону, или спалят весь наш поселок, к чертовой бабушке, вместе со своими сайдинговыми виллами, перепившись до опупения на очередных шашлыках. Случаи пожара за те две недели, что мы живем здесь, были уже трижды. … Может быть, нам стоит вернуться в город? В этот чертов огромный город… Там – невыносимо, нечем дышать, она мало бывает на воздухе, но в квартире – безопаснее, все предметы на своих местах, пол  никогда не подведет, земля не плывет у нее из под ног, а во время кровавой рвотыследы быстро исчезают в струе воды под раковиной..

****

Тьфу ты, черт, что за мысли лезут мне в голову! Я опускаю глаза вниз, и сердце мое моментально падает к ногам: в отдалении слышен пересвист иволги – так свистит через два передних зуба только младший Ворохов. Лешка. Я соскакиваю с лодки, собираюсь бежать, но Лешка уже стоит передо мной, держа в руках полную корзину ежевики и букет осенней рябины, и дергая меня за рукав, хрипло шепчет:

– Идем быстрее, там фей устал… У нее туфель порвался. Думаешь, ей легко сидеть на пеньке? И блокнот кончился.