Дед протестующе разевает рот, но мы быстро отходим к нашему «рено – кенгуру», с задранным вверх люком и открытым багажником. Мишка поправляет что то, сворачивая складной столик, пока я усаживаюсь на водительское место.

Спустя минуту, машина рвет автостраду на две полосы, правую и левую, слышно как в багажнике глухо стукаются друг о друга коробки с вещами и падают книги.

– Идиотизм! – я нервно барабаню пальцами по рулю, в навигаторе что пищит, металлический голос противно проскрипывает: " Вы повернули влево» – по русски, по английски, черт!

– Да, я знаю, что повернул влево! Я не идиот полный еще! Заткнись! – беззлобно кричу я мигающей, красной панели. Мишка хохочет.

– Успокойся, Грэг, все нормально, чего ты…

– Ну, да, конечно, все о`кей, все руководят, все обдирают, все норовят надуть.. Я утром в клинике был, спрашиваю этого бегемота в очках, как быть, ее тошнит по утрам, а он меня утешает:

«Все нормально, это при лейкемии так бывает.. У нее же не острая форма.. Сейчас уже нет»… Черт!

– А моноциты? – Мишка осторожно просовывает мой ремень безопасности в зажим. Защелкивает. Я забыл пристегнуться. Предательски ноет левое колено. Как всегда, когда я бешусь, спешу, ревную. «И много куришь!» – непременно добавила бы она. Но ее нет рядом.

– А черт их знает! Он три часа что то мямлил, я не разобрал.. Еще не в норме. Я не думаю вообще, что эта бегемотина соображает в моноцитах. В задницах у сестричек молоденьких он больше соображает. – Я делаю определенный жест, поворачивая кисть к виску, как пистолет

– Грэг, на дорогу смотри! – Мишка сжимает мое плечо, бросает сигарету в прикуриватель. – Давай, я поведу. Ты с утра за рулем… Устал.

– Я сам. Все нормально. Тут осталось.. Сколько тут.?. Сто, двести.. Я сам. – Мои пальцы сжимают руль, так что костяшки слегка белеют. – Просто  жара.

– С ней Аня там… Не волнуйся. Она ее не выпустит на улицу в пекло. Потолок высох? Быстро?

– В тот же день. – Я внезапно становлюсь спокойным, почти умиротворенным. Скоро увижу ее. Осталось каких то двести километров…

– Сто пятьдесят.– Словно угадывает мои мысли Мишка и, расслабившись тоже, откидывает голову назад, закрывает глаза, начинает насвистывать что то. Рея Чарльза. Шадэ? Не могу угадать.

…Всего три дня назад Ворохов упорно передвигал стремянку на веранде моей новоприобретенной дачи, расписывая потолок солнечными брызгами, сиреневыми гроздьями, и чем то еще.. Птицами, с непонятным, феерическим просто оперением.. Павлины, фазаны.. Бог ведает.. Разве залезешь в Мишкину божественную голову и поймешь, что там?! Этого ему стало мало. Пока мы с нею носились на машине туда сюда, разрываясь между коробками с книгами, посудой, бельем и другими мелочами, которые непременно, по ее разумению требовательной хозяйки, должны были быть на даче, Мишка умудрился оббить розовым фаем на шелке комнату второго этажа, сделав из нее какое то нежное подобие версальского будуара, безжалостно вышвырнув оттуда все старье: сломанные, хриплые часы с боем, продавленную кровать, скрипучий плательный шкаф.. Взамен всего этого он откуда то притащилсофу на бамбуковом каркасе с очень легким матрацем, вместительную и удобную для нее, двакресла в такой же гамме, и ковер. Розовые и белые лепестки пионов, выпавшие на пол из саксонской вазы.. По ковру она наотрез отказалась было ходить, но увидев Мишкины страдающие глаза, круглые от недоумения, рассмеялась, и осторожно наступила на пионовый лепесток своей крохотной ножкой.