Изменить размер шрифта - +
В последние дни такое чпоканье то и дело слышалось в Севкином классе. Особенно на уроках чтения, пения и рисования, когда не надо писать и решать. Стреляли счастливчики, у которых были трубки. У Севки не было. Вот он и просил у мамы несколько дней подряд.

Мама, судя по всему, не догадывалась, зачем Севке эта ручка. Думала, что просто ему нравится такая: блестящая, с карандашиком. А сам Севка насчет стрельбы не объяснял. Не то чтобы скрывал специально, а зачем лишние подробности…

Попрыгав, Севка опять стал сдержанным и потащил к столу противогазную сумку, которая была у него вместо портфеля. Достал тетрадь по письму. Она была в самодельной газетной корочке: тетради в школе выдавали без обложек, говорили, что на фабрике не хватает плотной бумаги.

Взглянув на замусоленную тетрадь, мама опять вздохнула:

– Сядь как следует… Подстели газету, стол закапаешь чернилами… Покажи, какое упражнение задали?

Упражнение было небольшое, всего три строчки. Списать предложения, вставить в словах пропущенные буквы. Подумаешь!

Наверно оттого, что новая ручка помогала, Севка писал быстро и довольно аккуратно. И даже ни одной кляксочки не уронил: ни в тетрадь, ни на газету, ни на клеенку. Но мама всё беспокоилась: ей казалось, что Севка опрокинет пузырек с чернилами («макай аккуратней!»), помнет и без того жеваную тетрадку («не ставь на нее локоть»), искривит себе позвоночник («ну почему ты кособочишься за столом?»).

– И не торопись, никто за тобой не гонится. А то опять напишешь как курица лапой…

Севка хихикнул. Он тут же представил, как тощая грязная курица, одна из тех, что у Гарькиной матери, тети Даши, прыгнула на стол, сшибла крылом пузырек, ступила в чернильную лужу когтистой лапой и начала царапать на листе в косую линейку: «На поле растут рожь и пшеница…»

– Ну что ты веселишься? Вот увидит завтра Елена Дмитриевна твои каракули, опять расстроится.

– А у нас теперь по письму… то есть по русскому языку… теперь не Елена Дмитриевна, а Гета Ивановна. Она теперь часто нас учит, потому что у Елены Дмитриевны совсем глаза испортились.

– Ну и пусть Гета Ивановна. Думаешь, за такую писанину она тебе спасибо скажет?

– А она ничего не скажет, – деловито разъяснил Севка. – Она, если ей не нравится, ка-ак дернет листок из тетрадки… И – трах-трах его – на клочки. «Будешь переписывать после уроков!» Психопатка настоящая…

– Всеволод! Ты с ума сошел?

– А чего? Если она глупая…

– Учительница не бывает глупая! Заруби на носу. И чтобы больше я…

– Ага! А зачем она говорит «польта»?

– Что-что?

– «Польта»! «Кто не решил все примеры, по?льта не получат и домой не пойдут!»

– Ну… мало ли что. Она просто ошиблась.

– Да, «ошиблась». Она всегда так говорит. Я один раз встал и сказал ей: «Гета Ивановна, надо говорить не «польта», а «пальто», если их даже много, мне мама объясняла…»

– Д-да? – с интересом спросила мама. – И как же отнеслась к этому Гета Ивановна?

– Нормально отнеслась,– вздохнул Севка. – Даже не заругалась. Только сказала: «Если ты такой умный, иди учиться к своей маме».

– Вот видишь! Разве можно делать замечания учительнице! Да еще при всем классе.

– А как же быть? – удивился Севка. – Раз она неправильно…

– Ну… в крайнем случае, подошел бы, когда она одна, вежливо сказал ей: «Гета Ивановна, вам не кажется, что вы немножко ошибаетесь?»

– Да подходил я к ней и так… вежливо, – отмахнулся Севка.

Быстрый переход