Я вот сейчас перечитала написанное. И понимаю, что мои старания описать незнакомца выглядят довольно беспомощно. Но что делать, если человек из кафе на Беатричес был именно таков. То есть таково было мое впечатление, а как все обстоит на самом деле, мы с тобой вряд ли когда-нибудь узнаем.

А теперь — самое интересное.

Я, конечно, прошла мимо как ни в чем не бывало. И рада бы постоять, поглазеть на этакое чудо, разинув рот, как деревенская дурочка, но у меня не было с собой ни леденца на палочке, ни тряпичной куклы, которую в подобных случаях принято держать за ногу, да и голова платком не повязана; в таких обстоятельствах пялиться разинув рот было бы грубой стилистической ошибкой.

Но в последний момент я все-таки обернулась поглядеть, что он там пишет. Нет, ну правда, я бы локти искусала, если бы упустила такой шанс. Я же дальнозоркая, ты знаешь, поэтому совсем уж беспардонно нависать над его головой не пришлось. Прошла пару шагов, быстренько обернулась, зырк — и все.

И слушай, слушай же! Ты мне, наверное, не поверишь. Я бы на твоем месте точно решила — сочиняет. Но что хочешь, то и делай, а этот удивительный белый человек писал про меня. Дескать, мимо идет рыжая женщина в синем пальто, ей очень к лицу сумерки, — больше я ничего не успела разобрать. Но! Ты представляешь?!

Во-о-от.

Ради этой фразы я тебе все и рассказываю, просто невозможно удержаться, таких комплиментов мне сроду не делали. Сумерки к лицу, ну надо же, а. Мне определенно нравится быть женщиной, о которой такое написали. Всем теперь буду рассказывать, никого не пощажу. Но ты, конечно, самая первая жертва.

Перечитала написанное. Осталась не слишком довольна. Могла бы что-нибудь поинтересней выдумать, честно говоря. С другой стороны, переписывать уже некогда, а в нашем случае любая ерунда лучше, чем ничего.

Когда каждый день пишешь длинные письма лучшей подруге, которая вот уже второй месяц лежит в больнице, фантазия постепенно начинает иссякать. А если рассказывать только о том, что действительно происходит, по-настоящему интересных событий и сильных впечатлений в лучшем случае на пару-тройку сложносочиненных предложений в неделю наберется. И то не факт.

Обычно Анна пишет письма по вечерам и отправляет их часов в девять-десять. Так договорились. Руте нравится читать ее послания перед сном, когда в палатах гасят свет, в желтом вязком воздухе коридоров, как дохлые мухи в паутине, повисают приглушенные стенами стоны и всхрапывания, а в голову лезут такие мысли, что и здорового человека вполне могли бы угробить. И тут, конечно, телефон становится единственным — не развлечением даже, а натурально спасением. При условии, что в почтовом ящике обнаружится новое письмо. Хотя бы одно. Прожиточный минимум.

Ну и Анне гораздо проще писать вечером, потому что можно хоть как-то опираться на события дня. Искажать их до неузнаваемости, превращая рутинные дела в почти приключения. Перевирать сплетни о коллегах, пересказывать подслушанные в кафе и троллейбусах чужие разговоры; на худой конец, можно болтать о погоде, эксцентричных старухах с цветочного рынка и пестрых дворовых кошках, главное — не злоупотреблять этим благодарным материалом, а то Рута совсем заскучает.

Однако сегодня вечером Анна ждет гостей. Наверняка засидятся заполночь, потому что завтра суббота и никому никуда не надо спешить. В такой обстановке отвлечься на пару минут, отправить письмо еще можно, а написать — уже нет. Так что пришлось сочинять послание для Руты с утра, по такому случаю Анна даже встала на целых полчаса раньше, и если это не подвиг во имя дружбы, то что тогда подвиг.

«Утро — определенно не мое время, — печально думает Анна. — Подняться, кое-как приоткрыв один глаз, — это я еще с грехом пополам могу.