Я ей, Сонечке-то, говорю: дитя, век бабий недолог, пропадет краса и молодость. А она мне: что на роду написано, тому и быть! Не буду я сваху просить мужа мне искать! Гордая! Да, к слову сказать, в нашем городишке и искать-то было негде. И некого. Все женихи наперечет. Есть, правда, некоторые, да очень уж никудышные. Так вот и всякий раз, когда она в Петербург к Толкушиным едет, я и надеялась, что приглянется какому-нибудь порядочному человеку. Вон сколько народу по улицам ходит!

Женщина качнула головой в сторону мутного окна сердюковского кабинета.

Да уж, и впрямь много ходит. А сколько из них подлецов, низких личностей, мошенников, воров и убийц! Следователю это обстоятельство было известно лучше, чем кому-либо.

– Значит, ваша барышня Софья Алексеевна все эти годы проживала в городе Эн-ске, в собственном доме, доставшемся после смерти родителей, служила в женском училище и дожила до опасного возраста, когда можно остаться в старых девах, и тут, по вашим словам, ей подвернулась чудесная партия.

– Да, сударь, именно так! Я и поверить не могла, что Бог услышал мои молитвы и послал нашей Соне такого завидного жениха. Как я надеялась, через Ангелину Петровну, благодетельницу Сонечкину, все и получилось. Она, моя радость, такая счастливая была, что мы с Филиппом Филиппычем сами плакали от счастья, глядя, как она вся светится. Я все поверить не могла. Жених-то наш и богат, имение наследовал в окрестностях Эн-ска, и образованный такой; они все говорили, говорили друг другу что-то, смеются, перебивают… И манеры такие приятные: обходительный, заботливый и подарки носил чуть ли не каждый день. Весь город моей барышне завидовал. Мол, и чего это именно ей выпало такое счастье, ведь и помоложе девицы сидят, и покраше, и с богатым приданым, не то что моя девочка. А потом смотрю, как будто свет потух, поникла Соня, с лица спала. Ходит сама не своя, ночью слышу, не спит, ворочается. Мается. Я с расспросами, а она мне: «Не мучай меня, Матрена Филимоновна, не знаю, что тебе и сказать, да только кажется мне, что сказке моей о принце пришел конец».

Вдруг уехала, не было ее, потом является, белая вся, трясется, глаза круглые, как блюдца.

«Вот, Матреша, говорила я тебе, что сказке моей про принца пришел конец? Говорила? Так вот, не принц это оказался. Не принц, а самая настоящая Синяя Борода! Не алтарь меня ждет, не брачное ложе, а жуткая смерть, погост!»

Сказала так и упала. Мы насилу ее дотащили до кровати, водой холодной обливали, муж за доктором бегал. В горячке лежала, все бредила. Я этого бреда наслушалась и сама чуть с ума не сошла. Жених-то наш злодеем оказался ужасным! Прямо как в той страшной сказке. Соня когда очнулась, я и спрашиваю ее, ты что такое говорила про господина Нелидова? Она в сторону смотрит, бред, мол, в горячке. Тут я испугалась еще пуще. Сделала вид, что к родне в столицу понадобилось, а сама к вам за помощью. Газетку вот схоронила, она и пригодилась. Насилу вас и нашла, не пускали меня, да только вы – моя последная надежда, некого больше просить о помощи. И возвращаться надо побыстрее, как она там, без меня, мой ангел!

– А как жениха зовут? – уточнил следователь.

– Феликс Романович Нелидов.

– А чем занимается, не знаете?

– Как же не знать, знаю. Литератором представился. Соню мою этим пленил, они все о книгах да о стихах говорили.