Закрытый цикл обслуживания клинических игроманов работал здесь как часы. Для получения ссуды достаточно иметь недвижимость или постоянный доход, ломбард принимает в скупку все, кроме мобильных телефонов, числящихся в реестре украденных, а игровой салон, где на смену классическим автоматам и столам пришли компьютерные программы, помогает спустить вырученные деньги за полчаса-час.

Этот бизнес, как еще с девяностых принято говорить, традиционно "крышевали" высшие чины Министерства внутренних дел, а потому он процветал и работал почти в открытую. Помимо сервиса для подсевших на призрачную надежду "сорвать джек-пот" маргиналов, такие центры представляли набор услуг и для более серьезных клиентов.

В недрах затемненного зала без окон имелась незаметная дверь, которую открывал по условному сигналу сидящий в своей хорошо укрепленной будке "обменщик". За дверью, как правило, обнаруживался фешенебельный зал с карточными и рулеточными столами, где состоятельные люди могли пощекотать нервы вживую, без компьютерных лохотронов. В соседнем помещении непременно располагался строгий функциональный офис, где серьезные и вежливые яппи, разговаривающие на четырех-пяти языках, производили "черные" международные трансферты.

Именно этот центр и был целью Назгула, в рюкзаке которого лежало около миллиона долларов. Четыреста тридцать две тысячи - компенсация, которую Назгул истребовал от Шульги как свой процент за обнаружение пропавших ФСБшных денег, бизнес есть бизнес. Плюс еще несколько десятков тысяч, которые он выплатил с личных счетов в рамках затрат только что возникшей концессии. Остальные полмиллиона принадлежали Шульге. Весь этот кеш требовалось чисто и аккуратно вывести из Украины.

Расставанию Шульги с пятьюдесятью пачками долларов, предшествовал небольшой бизнес-тренинг, который вынужден был, причем бесплатно, провести Назгул.

Его новый партнер был из тех самородков, которые появляются в мире не так уж часто. Таланты бывают разные - один к музыке, как Моцарт, имеет врожденные данные, другой, как какой-нибудь Сергей Брин, к математике. Способности же Шульги, о которых он и сам не подозревал, лежали несколько в иной сфере. Такие как этот хмурый серьезный парень с непробиваемой психикой и собственным твердым моральным кодексом, в бизнесе, где требуется гибкость и способность к компромиссам, как правило, не успешны. В государственных структурах и армии, где нужно держать свое мнение при себе,  тоже до высших постов не добираются. Но из таких, как этот парень, в зависимости от среды их воспитавшей, получаются либо криминальные лидеры, биографии которых входят в историю, послужив основой для десятков романов и кинофильмов, либо руководители сверхэффективных спецслужб, чьи имена становятся известны широкой общественности чрезвычайно редко и только по чьему-нибудь недосмотру.

Шульга, интуитивно принимая решения, неизменно поступал правильно, словно прошел обучение в одной из лучших спецшкол. Но вырос он в постсовке, а потому многого просто не догонял. Как выразился какой-то умник, чьего имени Назгул никак не мог припомнить, "многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы, но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий..." Короче, пришлось разъяснять этому гению-самоучке элементарное.

Вчера, по возвращению с фабрики, Шульга, чтобы лишний раз не мелькать перед глазами холуев Городецкого, забронировал по телефону коттедж в загородном отеле и собрался туда съезжать. Естественно, баулы со своим капиталом вытянул из оружейки, попер в машину.

- Что, так теперь и будешь, как тот подпольный миллионер Корейко, каждую неделю чемоданчик по камерам хранения перекладывать? - поинтересовался Назгул.

- А что еще с ними делать? - искренне удивился бизнес-партнер. - Пока так, а когда оборудуем новую базу...

- Ага, а там будешь и дальше их держать под кроватью! Дружище, это ж тебе не Нигерия или Донецк девяностых.