Заметив, что у меня на тарелке осталась ровно половина, он жадно потянулся за добавкой.
Я прикрыл тарелку рукой.
— Ты станешь толстым, — сказал я папе.
Мама засмеялась.
— Еще толще! — уточнила она.
— Да я умираю с голоду! Пахал тут на вас целый день напролет.
Он пощекотал девочку под подбородком и поцеловал в лоб.
— Особенно я старался для тебя, цыпленок.
Я по-прежнему прикрывал тарелку от возможных покушений.
— Ты толстяк, вон пузо торчит!
Он приподнял рубашку и ущипнул пальцами складку на животе.
— Вот, вот! — сказала мама.
Безмятежно глядя на нас, он окунул палец в соус на краю моей тарелки.
— Пища богов! — вздохнул он. — Впрочем, хорошенького понемножку. Червячка я заморил. Всем спасибо!
После этого он проследовал к холодильнику, достал еще одну бутылку пива и кусок сыра.
Я же переложил остатки 27 и 53 в пластиковую коробочку и спрятал на улице в контейнере для мусора.
Глава 9
В тот вечер я снова увидел Мину. Мы с папой стояли в маленьком палисаднике перед домом, среди чертополоха и одуванчиков. Он уже привычно расписывал, как красиво скоро здесь станет: цветочки, кустики, деревца, а под окошком — резная скамейка. И тут я увидел Мину.
Она сидела на дереве перед одним из домов по нашей стороне улицы. Удобно так устроилась на толстой ветке — с книжкой и карандашом в руках. Покусывала кончик карандаша и смотрела в небо сквозь листву.
— Интересно, кто это? — полюбопытствовал папа.
— Ее зовут Мина.
— Понятно.
Мина скорее всего заметила, что мы на нее смотрим, но не шелохнулась.
Папа ушел в дом — проверять, затвердел ли цемент на кухне.
А я вышел за ворота и, встав под Мининым деревом, взглянул на нее снизу вверх.
— Что ты там делаешь?
Она прицокнула языком.
— Ты балда! Спугнул. Все вы такие.
— Кого спугнул?
— Дрозда.
Зажав зубами книжку и карандаш, она повисла на ветке и спрыгнула в сад. Выпрямилась и посмотрела на меня снова, долго и внимательно. Была маленькая, волосы — черные как смоль, а глаза вострюшие… Ну, будто она тебя насквозь видит.
— Ладно, ничего страшного. Я в другой раз закончу.
Она показала пальцем на крышу. Там, на самом гребне, сидел дрозд и посвистывал, подергивая хвостиком вверх-вниз.
— У них это сигнал. Он предупреждает сородичей об опасности. А опасность — это ты.
Она кивнула на дерево.
— Там, наверху, на конце моей ветки, гнездо. С тремя птенчиками. Только не вздумай туда лезть.
Она забралась на забор и села ко мне лицом, свесив ноги.
— Вот тут я и живу, — сказала она. — Дом номер семь. А у тебя, значит, маленькая сестренка есть?
— Ага.
— Как зовут?
— Мы еще не придумали.
Она опять поцокала языком и закатила глаза к небу.
Потом открыла книжку.
— Гляди, — пригласила она.
Там были птицы. Много карандашных рисунков, некоторые раскрашены голубым, зеленым и красным.
— Вот он, дрозд. Они часто встречаются, но очень красивы. Вот воробей. А это синички. А это крепыши-снегири. Ой, смотри-ка сюда, это щегол, он залетел к нам в прошлый четверг.
В этой птичке были все оттенки, от густо-зеленого и ярко-красного до канареечно-желтого.
— Это мой любимец.
Она захлопнула альбом.
— А ты любишь птиц? — Она смотрела сердито, будто я в чем-то провинился. |