Хаблак пожал плечами. Руки связаны и голова болит.
Двое, не отрываясь от закуски, обернулись и с любопытством следили за разговором. Совершенно незнакомые. Один коренастый с бычьей шеей, лысый, голова прямо-таки блестит, другой с усиками и наглыми глазами, лет тридцати.
— Вы что, спятили? — прохрипел Хаблак. — Кидаетесь на людей...
— На людей мы не кидаемся, — рассудительно объяснил Гоша. — Мы кидаемся лишь на тех, кто сует нос не в свои дела.
— Я что, лез к вам? — Майор сделал вид, что испугался. — Он сам подошел ко мне, ваш Вова, и я не виноват, что мы не сошлись...
— Поплачь! — злорадно сказал Макогон. — Поплачь в последние свои минуты, никого ты этим плачем не разжалобишь, видали мы здесь всяких!
Хаблак подумал: неужели выследили их с Волошиным или увидели, как человек Волошина идет за ним? Но ведь старший лейтенант обещал подстраховать его — успеет ли? По крайней мере, если он действительно влип, надо затянуть разговор — тогда ребята Волошина поймут: что-то неладно, и придут на помощь.
Лысый встал из-за стола. В руке держал кусок тяжелой свинцовой трубы.
— Кончать будем? — равнодушно спросил он.
— Давай! — отодвинулся бармен, освобождая место перед креслом.
Хаблак закрыл глаза. Неужели суждено погибнуть так бессмысленно?
— Дураки, — как можно спокойнее сказал он. — Я думал, что имею дело с солидными людьми, а оказалось — обыкновенные бандиты, охотящиеся за бумажниками и часами.
— Мы — за бумажниками? — яростно шагнул вперед лысый. Размахнулся, но Гоша перехватил его руку.
— Развяжи, — кивнул он на майора.
— Но ведь...
— Я сказал!
Лысый неохотно поднял Хаблака за воротник, развязал руки. Майор пошевелил пальцами — совсем онемели. Пригладил волосы, поморщился от боли.
— Шутники! — с презрением сказал он.
Макогон сухо хохотнул.
— Проверка, — объяснил он. — Без этого никак нельзя, сам понимаешь, по головке нас не гладят, и каждый новый клиент...
— А если бы я сломал себе шею на лестнице? — перешел в наступление Хаблак.
Гоша развел руками.
— Издержки... — цинично ответил он. — У каждого производства — свои издержки, а у нашего особенно.
Майор подошел к столу. Ни слова не говоря, налил в стакан водки. Выпил и пожевал огурец: должен был хоть чуть подбодриться — голова тупо болела и в ушах стоял звон. Немного подождал и выпил еще.
— Вот это по-нашему, — поднял стакан усатый. — Ваше здоровье, львовский сэр.
Гоша дохнул Хаблаку в затылок. Положил на край стола вынутые у него документы и деньги.
— Не сердись, — примирительно сказал он, — вижу, мы с тобой сойдемся. Лишь бы были башли.
— Без башлей в порядочную компанию не ходят, — согласился Хаблак. — Я понял: ты балуешься долларами?
— Не только. Могут быть английские фунты, франки и марки. Западногерманские. Попадается и золотишко.
— Монеты?
— Редко. Чаще слитки.
— Договоримся. Можешь на той неделе две тысячи?
— Долларов?
— Нет, монгольских тугриков...
Но Макогон и сам уже понял, что допустил ошибку.
— Могу.
— Мне надо слетать во Львов.
— Ясно. Встретимся в баре. |