Прошла неделя после гибели Лакуты. За это время Максим несколько раз виделся со Стефой и начал замечать в ней какие-то перемены. Точнее, не перемены, она относилась к нему по-старому ровно, но иногда Рутковский ловил на себе изучающий взгляд Стефы, будто хотела что-то спросить и не осмеливалась. А может быть, это только казалось, так как, в конце концов, Стефа могла разговаривать с ним на любую тему.

Максим смотрел на Луцкую и думал, что, наверное, он все же только тешит себя мыслью, что знает ее. Думал, что у Стефы почти нет от него секретов — и вдруг эта встреча около «Зеленого попугая». Стефа и два бандита из службы безопасности: Богдан и Стефан. По чьей инициативе они проверяли его? И не была ли эта акция инсценирована Луцкой?

Стефа принесла Максиму стакан крепкого чаю в подстаканнике, присела на край тахты и смотрела, как он, отхлебывая чай, облизывает губы. И снова Рутковский увидел в ее глазах вопрос. Вдруг Стефа наклонилась к нему и спросила, глядя неподвижно, казалось, заглядывала в душу Максима и читала все его мысли:

— Я не безразлична тебе?

Она спрашивала об этом Максима впервые — вообще он давно ждал от нее такого вопроса, но как бы весь ход их отношений давал на него абсолютно исчерпывающий ответ. Однако Стефа все же спросила, и Рутковский, отставив чай, погладил девушку по руке.

Стефа растянулась рядом с ним на тахте.

— Ты ничего никогда не говоришь мне, — пожаловалась. — Ну хотя бы всякие слова, которые так нравятся женщинам.

— Я думал, что ты умнее других, и словесная дребедень... К тому же ты, дорогая, из тех женщин, которые сами выбирают мужчин?..

— Да.

— И ты выбрала меня?

— Разве это плохо?

— Однако, по-моему, я не принадлежу...

— А ты не допускаешь мысли, что мне виднее?

— Что же, может быть, и так.

— А если так...

Рутковский не выдержал и засмеялся весело. Луцкая немного обиделась.

— Смешно?

— Просто ситуация забавная.

— Неужели? А я думала... Удивительная манера у мужчин: переводить в шутку то...

— Прости, дорогая, я не хотел тебя обидеть. Но все так неожиданно.

— Мне бывает тоскливо и одиноко. — Луцкая поправила прическу. Этот ее жест не очень-то свидетельствовал о душевной сумятице, но в нем была какая-то трогательность и беззащитность. Максим пообещал:

— Мы вернемся к этому разговору.

Стефания покачала головой:

— Ты не думаешь так. — Она видела дальше и глубже Максима, трезвее смотрела на жизнь. И все же какая-то кроха надежды осталась в ней, так как сразу повернула круто: — Сегодня какой-то тревожный день, а хочется покоя. Мы еще успеем объясниться, но мне все равно хорошо с тобой — пей чай, а то остынет!

Чай и в самом деле немного остыл, Максим глотнул и отставил стакан не потому, что было невкусно, — пить чай означало согласиться со Стефой, а в таком случае она бы взяла верх, он почувствовал неловкость и унижение, какую-то вину, а характер их отношений не давал оснований для таких чувств, все это немного раздражало его, так как понимал и шаткость своих позиций, наконец все перепуталось у него, и Максим спросил резковато:

— Ну чего же ты хочешь?

— А ничего. — Стефа поднялась.

Максим подумал, что ему не так уже и плохо с нею. Все еще не привык к своей мюнхенской жизни и знал, что пройдет сколько угодно лет, все равно не привыкнет. Конечно, кое-что воспринимается уже как будничное и нормальное, но не мог смириться с главным, тем, что постоянно должен лицемерить и лгать, это изнуряло его, ночами часто не спал, был противен себе и боялся главного: сумеет ли очиститься, забыть, снова стать самим собой? Знал, что-то и прилипнет, останется, и уже не быть ему прежним Максимом, который гордился тем, что никогда в жизни никому не сделал подлости.