-  Что-нибудь еще?..

    За это время кружки опустели почти у всех. Крылов чувствовал в голове приятную захмелелость.

    -  Еще, - решил он. - Не спрашивай, поставь перед каждым то, что он заказывал раньше.

    -  Просто повторить? - переспросила она с сомнением.

    -  Да, - подтвердил он. - Просто повторить. Ничего нового.

    Откин поднялся, круглое лицо расплывается в загадочной чеширской улыбке. Он вскинул над головой свой листок:

    -  А теперь давайте поконкретнее! Что необходимо именно для скифа?

    Тор бухнул:

    -  Два лука и отравленные стрелы!

    Откин поморщился:

    -  Вот так всегда. Разговоры вести мастера, а как до конкретного…

    Крылов сказал практично:

    -  В Устав молодого или немолодого скифа надо вписать качества, необходимые для выживания вида. То есть любовь к Отечеству опустим, как устаревшее, зато в обязательном порядке скиф должен быть…

    -  Должен или должон?

    Крылов подумал, отмахнулся:

    -  У нас есть лингвисты. У нас все есть. Потом разберемся. Все потом. А пока набросаем скелет настоящего скифа…

    У дальней стойки Валентина откровенно зевала. Крылов посмотрел на часы, охнул:

    -  Ого!.. То-то наша хозяйка уже с ног валится. Ребята, давайте закругляться. Валечка, посчитай нам.

    Скинулись, выгребли все деньги, вывернули карманы, а Костя и Черный Принц оставили в залог завтрашней уплаты часы. У обоих часы дорогие, у остальных штамповка, что не окупит и двух кружек пива.

    За спиной был гвалт, возбужденные голоса, скрип отодвигаемых стульев, столы тоже расставили на места, Валентине их таскать тяжело.

    Крылов поднялся из мира, напоенного запахами пива, разваренных креветок и сухого леща подвала в иную жизнь, которой всегда удивлялся. Вообще ночной город - это совсем не то скопление серых домов и спешащих двуногих, что накрыто серым или даже голубым небом.

    Сейчас перед ними раскинулось нечто сверкающее огнями, а сверху все накрыла черная бескрайняя бездна с ее космосом, бесконечно далекими звездами, галактиками, квазарами. В мокром после поливалок асфальте отражаются перевернутые дома, огни фонарей, реклам, оранжевые и желтые окна домов. Вечно спешащие морлоки исчезли, а по блестящему тротуару беспечно разгуливают элои, слышен смех, к Крылову даже с той стороны улицы донесся запах дорогих духов и аромат хорошего вина.

    Корчмовцы вывалились отяжелевшие, но в головах легкость, все продолжают спор о скифах, но на Яну теперь посматривали жадно все. На улице она снова в топике, благопристойная, словно фотомодель, изображающая скромницу Джен Эйр, но все видели ее только что иной, у многих на висках вздулись жилы, всхрапывают, не сводя с нее глаз, что они только проделывают с нею в воображаемом мире, где липкие взгляды не отскакивают, не спустив ее трусики даже наполовину.

    Гаврилов и Раб Божий, непримиримые противники, вышли бок о бок. Пожалуй, они единственные, кто не раздевал взглядами Яну и не проделывал с нею всякое и разное. Удивительно мирно, что последний раз случилось полгода тому, они рассуждали сейчас, сблизив головы. Гаврилов загибал пальцы, Раб Божий следил внимательно, чтобы пропащий язычник не загнул лишний.

    Философствуем, мелькнуло в черепе Крылова. Нас даже готовы послушать, как слушают рассказчиков анекдотов. Но только как рассказчиков, а не философов! Но как философов - никогда.