— И вообще — что ты мучаешься, Юра? Возьми да скатай работу у Саркисяна. Она свеженькая, прошлогодняя, вполне подойдет. Все равно все пишут одно и то же.

— Нет, я уж лучше самостоятельно, — ответил Федулаев. — Работа ведь моя. И потом — у меня почти все готово, только с формулировками нелады. Ну не умею я выстраивать длинные гладкие и красивые предложения! Еще в школе, помню, за диктанты получал пятерки, а за изложения и сочинения — трояки…

На появление Данилова коллеги никак не отреагировали. Пришел человек — значит надо. Данилов взял пакет и отправился на кухню.

Кухня была пуста. Данилов нашел в шкафчике свою чашку, обычную керамическую чашку с черной надписью «BOSS» на красном фоне, и до половины наполнил ее водкой.

Уселся за свободный стол, поставил бутылку на пол, чтобы она не бросалась в глаза, достал из пакета оба сырка, а сам пакет положил на соседний стул. Залпом осушил чашку и принялся медленно, обстоятельно очищать сырок от фольги.

Очистил и стал есть, чувствуя, как приятное тепло, нахлынувшее откуда-то изнутри, вступает в противоборство с тоской. Доел сырок, взял в руки бутылку, снова наполнил чашку до половины, снова осушил ее залпом, удовлетворенно хмыкнул, пророча тоске скорое Ватерлоо, убрал бутылку в пакет, спустил на пол и принялся за второй сырок, предвкушая, как приедет сейчас домой, допьет водку под шпроты с лимоном и ржаные сухарики материнского приготовления, затем немного поиграет на скрипке, примет душ и завалится спать…

— Что это такое?! — в дверях стояла Новицкая и, смешно морща нос, принюхивалась к воздуху. — Во… Владимир Александрович, что вы здесь делаете?

— Завтракаю, Елена Сергеевна, — ответил Данилов, отмечая про себя тот факт, что за прошедшие десять лет его бывшая любовь, кажется, ни на грамм не поправилась. — Точнее — уже позавтракал и собираюсь домой.

Он аккуратно собрал со стола обрывки фольги, встал и выкинул их в урну, стоявшую под раковиной.

— Вы пьяны!

— Я слегка навеселе, Елена Сергеевна, — миролюбиво ответил Данилов.

Спиртное всегда настраивало его на миролюбивый лад.

— Но прошу заметить, что выпил я лишь после утренней конференции, покончив с работой на ближайшие двое суток…

— Я позволю заметить вам, что распитие спиртных напитков на подстанции строго-настрого запрещено, вне зависимости от того, делаете ли вы это в рабочее или нерабочее время! — Тон Новицкой был раздраженным, а взгляд — холодным. — Прошу вас написать объяснительную, впрочем, если вы сейчас пьяны, то можете написать ее послезавтра.

— Почему же — послезавтра? — пожал плечами Данилов, доставая из-под стола пакет с бутылкой. — Если вам, Елена Сергеевна, так нужна моя объяснительная, то я напишу ее прямо здесь.

Он улыбался, глядя на Новицкую, и ждал, что она вот-вот рассмеется и скажет нечто вроде того, из их совместного прошлого: «Купился, простофиля?». А он подмигнет ей и в двух словах объяснит, какое поганое выдалось дежурство. Данилов не мог представить себе, что заведующая подстанцией всерьез намерена получить с него объяснительную за то, что он по окончании своей смены тихо и мирно выпил на подстанции немного водки. Если бы еще он занимался бы этим после каждой смены, да, напившись, до вечера бродил бы с песнями по подстанции — тогда бы гнев Елены был бы оправданным. Но сейчас…

— Лучше у меня в кабинете, — ответила Новицкая.

— Где скажете.

Данилов проследовал за ней в ее кабинет, чувствуя, что шутка немного затянулась. Лишь тогда, когда заведующая усадила его за свой стол и положила перед ним лист бумаги и ручку, до Данилова дошло, что она и не думала шутить.