|
«Абсолютно с вами согласен, Расторгуев, ваш попугай действительно опасен, не дай бог выберется из клетки и заклюет всех жителей квартиры! Вы видели, какой большой у него клюв? Я слышал, этот вид попугаев питается человечиной!». «Как вы смеете, Академин?!» — возмущался в ответ дворецкий. В результате, мне пришлось вмешаться и напомнить, что в этой квартире нельзя шуметь. Это было очень нелегко — мужчины разбушевались не на шутку — Михаил Павлович даже вызвал на дом ветеринара, чтобы тот осмотрел пострадавшего Кешу. Звериный доктор с умным видом заверил Расторгуева, что жизни попугая не угрожает ровным счетом ничего. Но он так и не успокоился, даже за столом исподтишка рычал на повара, а тот в ответ стрелял выразительными глазами. Я незаметно наблюдала за своим шефом — к счастью, Адриан не реагировал на них, ничего схожего с беспокойством в консерватории. Он с привычным отсутствующим видом принялся за рыбу, которую деликатно положил в его тарелку Академин. Тонкие пальцы очень ловко справлялись с вилкой и ножом. Я снова потерялась в том, есть ли у этого прекрасного мужчины отклонения. Теплый отблеск от пламени свечей покрывал необыкновенным сиянием его шелковые волосы, подстриженные уверенной рукой профессионального парикмахера. Впалые щеки делали мужские скулы еще более выразительными, а бледному, худому лицу придавали оттенок аристократичности. Как всегда идеально выглаженный белый воротничок рубашки был затянут строгим галстуком, а лацканы черного пиджака смокинга подыгрывали сиянием световому отблеску в его волосах. Как и каждый теперь ужин, завтрак и совсем нередко обед — я сидела по правую руку от своего молчаливого начальника.
— Наталья Олеговна, — Академин, сидевший по правую руку от меня, слегка наклонился ко мне и проговорил, — как вам рыба? Вы кушайте, кушайте, я очень старался. Выпейте и вина тоже, позже будет кофе и клубничный торт, так что вы не успеете захмелеть и сможете вернуться к работе. Ну, вот! Мне стало вдвойне неловко. Мало того, что я уже во второй раз, получается, уговорила своего шефа встретиться с композитором (который, к слову, в этот момент сидит тише воды, ниже травы в гостиной в компании охранника и ждет, когда закончится ужин Шагалова), так еще и Адриан Ааронович вынужден снова есть девчачий десерт просто потому, что я как-то за завтраком неосторожно ляпнула Борису Емельяновичу о том, что мне нравится такой торт. Став пунцовой даже на оголенной спине, теперь уже я наклонилась к Академину и дождавшись, когда он подставит мне свое ухо, прошептала ему: — Борис Емельянович, не надо было делать этот десерт, ведь он навряд ли нравится Адриану Аароновичу. Губы Академина тронула еле заметная улыбка, он согрел меня отеческим взглядом: — Наташенька, в этот раз в меню были внесены изменения и их внес не я. Подбородок повара дернулся вперед, и я посмотрела, куда он указывал — на нашего шефа, который невозмутимо ужинал, не поднимая загадочных кофейных глаз на присутствующих. Он тоже пригубил вино из своего бокала, сделанного из тончайшего итальянского стекла.
— Борис Емельянович, — вмешался Михаил Павлович, — ваша запечённая дорада с рисом басмати просто великолепна! Улыбка на лице дворецкого красноречиво говорила о том, что он крайне доволен и временно простил Академина. — Так выпьем же за это, — подняв свой бокал с вином и расправив свои густые усы, сказал повар, — пусть вкусная еда всегда приносит мир и спокойствие в каждый дом! — Вы знаете, — крякнул Михаил Павлович, — это тот редкий случай, когда я, пожалуй, соглашусь с вами! — А вы, Наталья Олеговна, расскажите, как прошел концерт. Если не считать неприятного скандала, действительно ли Алпаров так гениален, как о нем говорят? В этот момент моей руки, лежавшей на столе со стороны Адриана Аароновича, коснулся краешек хлопчатобумажной салфетки, которую он только что положил на стол. |
