|
Она жила за городом, в дачном посёлке. Место называлось смешным словом «Уточки». Там и лес, и речка, а главное — полная, сумасшедшая свобода! Тётя Аня целыми днями пропадала на работе. А когда приходила домой — начинались шахматы, шашки, карты, морской бой — не было такой игры, в которую тётя Аня не умела бы играть. И почти всегда выигрывала. И никогда не поддавалась — что Кешка, маленький, что ли? И разговоры, разговоры — бесконечные, чуть не до утра, обо всём на свете! Никогда не загоняла его спать. Кешке даже иногда неловко становилось — он-то утром дрыхнет, а ей на работу… В общем, лучшую компанию Кешка с трудом мог себе представить.
— Чем заниматься-то будешь в этих Уточках, умрёшь ведь с тоски! — недоверчиво спрашивал папа. — Я… А я буду испанский учить! — неожиданно придумал Кешка. — Прямо-таки испанский? Ну-ну, чем это вызван такой интерес к языку Сервантеса? — усмехнулся папа. Но учебниками и кассетами для занятий Кешку на всякий случай снабдил. В субботу папа отвёз Кешку в Уточки. От дома недалеко, всего тридцать километров. Это если на машине. А в понедельник, как только тётя Аня умчалась на работу, Кешка оседлал её велосипед и поехал обратно, домой. За скрипкой. Поначалу было страшновато ехать вот так, прямо по шоссе. Но машины проезжали не так уж и часто, а огромные пыльные грузовики Кешка старался пережидать на обочине. Потом привык, и даже не притормаживал — прижимался ближе к кювету, и всё. Удивительно, как легко он доехал до города. Даже был разочарован немного — хотелось подвига, а вышло так просто, обычно. Дома не удержался, слопал котлету прямо из холодильника — вряд ли мама их считает, не заметит. Вообще старался ничего не трогать — не оставлять следов. Как разведчик! Повалялся немного на любимом диване ногами кверху. Подумал, прихватить ли с собой томик Бредбери, которого он забыл. Но папа, кажется, знает, что книжка осталась дома. Он, в общем, давно уже раскусил, что Кешка таскает книжки с его полки. Лучше пусть сам потом привезёт. Кешка вздохнул, поставил Бредбери на место. Устроил скрипку на спину (заранее приспособил к футляру ремни), осторожно закрыл за собой дверь. Оседлал велосипед и отправился в обратный путь. Поначалу скрипка казалась лёгонькой, почти незаметной. Зато к концу пути ему казалось, что у него за плечами по меньшей мере небольшой контрабас. Было не столько тяжело, сколько неудобно. Вспотела спина. Кешка механически двигал ногами — левой, правой, левой, правой… Старался ни о чём не думать. Почему-то в памяти всплыл Алексей Маресьев. Потом ещё «Планета людей» — как Гийоме шёл через пустыню, много дней шёл, и всё — без еды, питья, без всякой надежды дойти до людей. Дошёл… И Кешка крутил, крутил педали — уже не думая о скорости, лишь бы просто вперёд. Левой, правой. Последнюю часть пути он срезал по лесной дорожке. Тупо шевелил ногами. Слетел с велосипеда, зацепившись за корень — и даже обрадовался. Повалился в прохладную траву и лежал так, носом в одуванчики. Кажется, даже заснул. А потом вскочил — как током ударило: скрипка! «Кажется, упал несильно, мягко… И скрипка сверху была, не задела землю», — думал он, лихорадочно выпутываясь из ремней и расстёгивая футляр. Слава богу — кажется, всё в порядке. Даже не расстроилась. Кешка постучал по верхней деке — скрипкиному животу — костяшкой пальца. Он уже знал — если где-то есть трещинка, то он услышит это по звуку. Как фарфоровая чашка: целая — звонкая, а битая — нет. Кажется, звук хороший, все цело. Вдруг очень захотелось взять и заиграть, прямо здесь, в лесу. Но он почему-то застеснялся — вдруг всё же кто-то услышит… Он вернулся за час до возвращения тёти Ани. |
