Теперь — только бы успеть… Работа шла из рук вон медленно. Винченцо был болен.

Вернее сказать, не просто болен — он умирал и знал это. Никаких особенных признаков болезни не было — просто силы оставляли его. Огромного труда стоило встать с постели; двинуть рукой, даже просто открыть глаза! Он уже целую неделю почти ничего не ел. Желудок не принимал пищи. Винченцо просто догорал, как свечка. Вот уже несколько часов сидел он, опустив руки — не было сил взяться за дело. А ведь всего-то осталось — последний слой лака!

И всё же он был счастлив. Он чувствовал, что сделал самое главное дело в жизни. Теперь — только бы закончить, успеть! Братья придут в субботу. До субботы, пожалуй, ему не дотянуть… Как бы устроить так, чтобы инструменты попали в нужные руки?

— Винченцо! Как ты, старик? — дверь не заперта, и посетитель легко зашёл внутрь. Джироламо! Слава Богу, как же он вовремя!

— Винченцо, да что с тобой?! Я сейчас же отправлюсь за доктором!

— Не нужно… доктора, — каждое слово давалось Винченцо с трудом. — Я ужасно… рад… тебе, Джироламо…

Органист церкви святого Фомы — вот человек, который сейчас ему нужен! Единственный, кому можно доверять.

— Мне… нужна твоя помощь. Я умираю, Джироламо, — сказав эти слова, Винченцо усмехнулся про себя: надо же, в них нет ничего страшного! Только обычная правда. Поневоле он вспомнил последний разговор со своим старым учителем. Но Джироламо и слышать не хотел такой правды:

— Что за чушь, Винченцо! Я немедленно пошлю за доктором! Тебе всего сорок — с чего ты собрался отдавать Богу душу? Давай-ка, поднимайся! Ты ещё сделаешь виолончель для моего Антонио!

Губы мастера тронула усмешка: старшему сыну органиста всего шесть лет; не скоро же он возьмёт в руки виолончель! А отец уже торопиться записать его в музыканты!

— Не нужно … тратить слов. Я… построил скрипку. Поиграй.

Винченцо кивнул на уже готового Поллукса. Джироламо растеряно смотрел на мастера, видно, всё ещё собирался бежать за доктором. Но Винченцо был спокоен и ждал. Органист церкви святого Фомы был неглупый человек; он понял.

Бережно — чтобы не испортить свежий лак — Джироламо взял в руки Поллукса и оглядел его.

— Небольшой инструмент. Очень красивый, благородный…

Винченцо показал глазами в сторону: Джироламо и сам знал, где взять струны и всё необходимое. Не зря он торчал в мастерской несколько лет; всё сделал правильно: вставил струны в колки, установил подставку. Наконец, взял смычок, тронул струну. Поллукс отозвался. И Винченцо уже понял: да, получилось!

Джироламо пробежался по звукам, как по лестнице. Будто новая скрипка была неизвестным зданием, и ему хотелось осмотреть все его комнаты, заглянуть и на чердак, и в подвал…Что ж, хоть здание и не было парадным дворцом — но все комнаты были уютны, чисты и светлы. Джироламо хотелось бы пожить в таком доме! Чем больше играл он, тем больше сживался с новым инструментом — а в дальних комнатах небольшого уютного дома вдруг обнаруживались фрески старых мастеров… Тембр скрипки был хоть и небольшим, но богатым — она могла звучать и нежно, и тепло — и сильно, и даже грозно! Джироламо вспомнил одну из своих самых любимых мелодий. Он знал, что Винченцо тоже любит её.

Первый раз в жизни Винченцо получил тот звук, какой хотелось. Скрипка звучала светло и ровно. Будто зимнее солнце в дымке.