– Уезжайте из Вены, как я вам сказал. Найдите врача, который сумеет вылечить вам пальцы, возможно, их удастся спасти. Есть ведь другие скрипки для того, кто играет, как вы. Отправляйтесь за море, в Рио-де-Жанейро, поезжайте в Америку или на восток от Истамбула, где никто не станет спрашивать, кто вы такой. А в России у вас есть друзья, друзья вашей матушки?

Стефан, улыбнувшись, покачал головой.

– Все они двоюродные братья царю или его бастарды, все до одного, – ответил он, коротко хохотнув. Я впервые видела, чтобы этот Стефан искренне смеялся. На секунду он стал беззаботным, радость разгладила все морщины на его лице, и он засиял. Его переполняла тихая благодарность к этому встревоженному маленькому человечку. Он вздохнул и оглядел комнату. Так обычно человек, которому скоро предстоит умереть, с любовью оглядывает знакомые вещи.

Берта прикрепила ему жабо, поправила воротники, чтобы они ровно прилегали к шее, и повязала белый шелковый галстук. Потом она взяла черный шерстяной шарф и обмотала ему шею, приподняв блестящие ухоженные волосы и распустив их поверх шарфа. Длинные, в то же время подстриженные на концах волосы.

– Позволь мне отрезать их, – предложила она. Для маскировки?

– Нет… не имеет значения. Под плащом и капюшоном никто меня не разглядит. У меня не осталось времени. Смотри, уже полночь. Ночное бдение, вероятно, уже началось.

– Ты не должен! – воскликнула она.

– Нет, я пойду туда! Или вы меня предадите?

От одного его предположения и она, и ее отец замерли на месте и молча покачали головами, словно клянясь, что не донесут на него.

– До свидания, дорогая, если бы я мог, я бы оставил тебе на память какой-нибудь пустячок…

– Ты оставляешь мне гораздо больше, – тихо призналась она полным смирения голосом, – ты оставляешь мне воспоминания, которые иным женщинам приходится выдумывать или выискивать в книжках.

Он снова улыбнулся, ни разу до сих пор я не видела, чтобы он излучал такой покой. Я не знала, беспокоят ли его руки, но бинты к этому времени снова промокли.

– Женщина, которая лечила мне руки, – сказал он Берте, возвращаясь к своему, – забрала все мои кольца в оплату. Я ничего не мог поделать. Это мое последнее теплое прибежище на ночь, моя последняя минута покоя. Поцелуй меня, Берта, и я пойду. Ганс, я не могу просить тебя о благословении, но давай хотя бы поцелуемся на прощание.

Они все обнялись. Стефан протянул руки, словно собирался взять со стула плащ, но Берта его опередила и вместе со своим отцом набросила плащ ему на плечи и пониже опустила капюшон.

Мне было тошно от страха. Я знала, что сейчас последует. И не хотела это видеть.

Глава 13

Вестибюль огромного дома. Типичный декор немецкого барокко, позолоченное дерево, две фрески друг напротив друга, мужчина и женщина в напудренных париках.

Стефан беспрепятственно вошел в дом, держа руки в карманах. Он строго заговорил по-русски с охранниками, а те растерялись и не знали, как им поступить с этим прилично одетым господином, который пришел отдать дань уважения.

– Господин Бетховен здесь? – спросил Стефан на своем резком русском.

Полное смятение. Охранники говорили только по-немецки. Наконец появился один из царских адъютантов.

Стефан разыграл все как по нотам, не вынимая перебинтованных рук из плаща, он отвесил глубокий поклон по-русски. Люстра под высоким потолком осветила его темную почти монашескую фигуру.

– Я пришел от графа Раминского выразить свое соболезнование, – произнес он по-русски с безукоризненной уверенностью. – У меня также поручение к господину ван Бетховену.