– Миссис Бертранд, – обратился Грейди к Розалинде, – верьте мне, ваша сестра щедро обеспечена. К тому же в подтверждение своих слов добавлю, что покойный мистер Вольфстан также распорядился, чтобы новый зал городского музея был полностью посвящен живописным изображениям святого Себастьяна.

Гленн растроенно затряс головой.

– Нет, мы не можем.

Катринка прищурилась, словно заподозрила заговор.

Я попыталась найти слова, но не сумела, тогда махнула рукой поверенному и одними губами произнесла «объясните», пожав при этом плечами.

– Дамы, – начал Грейди, – позвольте заверить вас: мистер Вольфстан обеспечил вашу сестру самым достойным образом. Если уж быть до конца откровенным, эти чеки на самом деле совершенно не уменьшат ее доходов.

Вот и прошел самый важный момент.

Все было кончено.

Катринка не услышала ужасных слов, возьми, мол, этот миллион и больше никогда… и не снизошло на нее ошеломляющее сознание, что она из-за своей ненависти навсегда лишилась возможности получить гораздо больший куш.

Минута прошла. Шанс был упущен.

И все же это было уродливо, даже уродливее, чем я представляла, потому что она теперь стояла, кипя от ненависти, и ей хотелось плюнуть мне в лицо, но не было в мире такой силы, которая заставила бы ее рискнуть миллионом долларов.

– Что ж, мы с Гленном очень благодарны, – сказала Роз своим низким, сильным голосом. – Честно говоря, я не ожидала получить от Карла Вольфстана даже медяк. Очень любезно, очень, что он подумал о нас. Но вы уверены, Грейди? Вы действительно говорите нам правду?

– Да, миссис Бертранд, ваша сестра обеспечена, очень хорошо обеспечена…

Я вдруг представила долларовые купюры. Они летели прямо на меня, махая крошечными крылышками. Самая безумная картина из всех, какие я только видела, но, наверное, впервые в жизни я с облегчением восприняла слова Грейди о том, что больше не придется беспокоиться о средствах, что нужда больше мне не грозит, что теперь можно спокойно и тихо подумать о другом; Карл обо всем позаботился, и его родственники не будут против, так что можно теперь думать о прекрасных вещах.

– Значит, вот как все было, – сказала Катринка, глядя на меня усталыми, пустыми глазами, какими они всегда кажутся после многочасового приступа ярости.

Я промолчала.

– С самого начала это было обычное финансовое соглашение между ним и тобой, а у тебя даже не хватило порядочности посвятить нас в свои дела.

Все молчали.

– Он умирал от СПИДа, так что, будь у тебя хоть на йоту порядочности, ты бы нам рассказала обо всем.

Я покачала головой. Я открыла рот, я начала произносить какие-то слова, что, мол, нет, не то, это чудовищно, что она говорит, я… Но внезапно меня осенило, что именно так поступила бы Катринка, и тогда я улыбнулась, а потом начала смеяться.

– Милая, милая, не плачьте, – сказал Грейди. – У вас все будет хорошо.

– Нет, вы ошибаетесь, все прекрасно, я…

– Все это время, – вмешалась Катринка, вновь заливаясь слезами, – ты позволила нам волноваться и рвать на себе волосы! – Голос Катринки заглушал мольбы Розалинды, заклинающие сестру замолчать.

– Я люблю тебя, – сказала Розалинда.

– Когда вернется Фей, – прошептала я Розалинде, словно мы обе по-сестрински должны были что-то скрывать от всех остальных, сидящих за этим круглым столом в этой большой комнате. – Когда Фей вернется, ей понравится то, как сейчас выглядит дом, – как ты думаешь? Все вот это, все, что сделал Карл.