Так получилось и в тот раз. Едва Воробейчик отдал приказ поднять якорь, как ветер начал заметно спадать. А когда мы вышли из бухты, шторма уже не было. Дул, конечно, свежий ветер, море пошаливало, но шторм как-то сразу сник. Воробейчик сказал старпому: «В случае чего вы, пожалуйста, меня вызовите», — и спустился в свою каюту. Но, как вы понимаете, за ночь ровным счетом ничего не произошло. Воробейчику, как всегда, везло.

К утру мы были в районе острова Сломанная Челюсть. Корабль, с которого приняли сигналы бедствия, затонул часа за три до нашего прихода. Команду подобрал идущий порожняком танкер. Исчез только пассажир — единственный на борту «Пытливого» (так назывался погибший корабль). Нам приказали тщательно осмотреть место гибели «Пытливого» и попытаться отыскать этого пассажира.

Капитан вызвал меня на мостик. В руках у Воробейника была радиограмма. Он перечитывал ее, и лицо его выражало откровенное недоумение. Такое лицо должно быть у бухгалтера, увидевшего вдруг, что в расчетную ведомость вписаны две строчки из опереточной арии.

— Послушайте, старшина, — сказал он, глядя в радиограмму, — мы будем искать «Пытливого»… Поставим буи… — Он принялся снова перечитывать радиограмму. Потом аккуратно сложил бланк и спрятал его в карман кителя. — Знаете, старшина, что у них в трюме?

«Пытливый» был гидрографическим судном Академии наук. Я ответил, что в трюме должны быть приборы, какое-нибудь научное оборудование.

Воробейчик вежливо улыбнулся.

— К сожалению, вы ошибаетесь. Там у них молнии.

— Какие молнии? — не понял я.

— Шаровые, — спокойно ответил Воробейчик. — Четыре сотни шаровых молний. Простите, если говорить точно, то четыреста семь штук. Скажите, пожалуйста, вам никогда не приходилось поднимать со дна… молнии?

Ответить я не успел. Вахтенный сигнальщик закричал: «Человек за бортом!» и все бросились к правому борту.

За бортом был не человек, а надувная резиновая лодка. И в ней действительно находился человек. В бинокль отчетливо виднелась крупная белая надпись на шлюпке: «Пытливый». Воробейчику даже не пришлось искать потерпевшего крушение, этот парень сам отыскался. Но, клянусь вам, это был очень странный парень, во всяком случае самый странный из всех когда-либо терпевших крушение.

Судя по всему, он даже не очень радовался, что его нашли. Он пел нечто пиратское, аккомпанируя себе на гитаре. Время от времени от откладывал гитару, опускал за борт туфлю, набирал воду и поливал чемодан, занимавший чуть ли не половину шлюпки. А потом снова принимался за гитару и пел во весь голос:

— Нервное потрясение, — констатировал наш корабельный врач. — Такие случаи описаны в медицинской литературе. Нужно скорее его подобрать!

Но этот парень, кажется, не очень хотел быть спасенным. Когда «Гром» подошел к шлюпке, он весело крикнул:

— Куда держите курс, друзья?..

Ну, тут мы без лишних слов втащили его на палубу. Вместе с чемоданом, потому что он вцепился в этот чемодан обеими руками.

— Благодарю вас, — сказал он, осторожно поставив чемодан на палубу. Будем знакомы: Олег Павлович Кравцов, кандидат физико-математических наук.

Это была святая правда, и мы очень скоро убедились, что Кравцов действительно физик и действительно кандидат наук. Но тогда, на палубе, он походил скорее на бригадира портовых грузчиков. Представьте себе здоровенного дядю ростом чуть поменьше двух метров, в майке и закатанных до колен мокрых брюках. Да, будь он водолазом, на него едва бы налез комбинезон самого большого размера… Лицо у Кравцова было приятное, это я сразу заметил.