– Да, – прошептала Кама. Теплая вода обволакивала тело. Ароматы опущенных в воду трав навевали сон и одновременно полнили грудь свежестью.

– Полежи так полчаса, – проговорила Глеба, втирая что-то в голову Каме. – Дакитка – не дакитка, а волосы лучше прокрасить до корня. Незачем обращать на себя внимание, хотя с твоей красотой… Но с этим проще, женщины часто прикрывают платком лицо, особенно когда дует ветер с Сухоты, несет пыль. А вот волосы… Волосы у дакиток должны слушать ветер… Отдыхай, я скоро приду. Надо приготовить постель.

Глеба исчезла, а Кама понемногу растворилась в тишине ванной комнаты. Чуть слышно потрескивал огонь на фитилях ламп, да узкое окно, выходящее в сад, свидетельствовало, что Даккита тонет в вечернем сумраке. Откуда-то запахло жасмином. Видно, пришло время его цветения. Точно так же пахло в Лаписе. Только окно в комнате Камы было шире. Да и ее комната, пожалуй, была с половину всего дома Эсоксы. Не то чтобы Каме было тесно в маленькой комнате, но в большой она могла прямо с утра взяться за меч и потанцевать с ним, прислушиваясь к запаху жасмина и пению птиц за окном. Игнис любил подкрасться к двери ее комнаты и застигнуть танцующую сестрицу врасплох, надеясь, что она отмахнется от него мечом, и он сможет достойно блокировать ее удар кинжалом или стальной подставкой для масляной лампы. Правда, случалось, что он забредал к сестрице и еще раньше для того, чтобы, оставаясь в недосягаемости, нашептать ей какой-нибудь страшный сон. Ни разу у него это не получилось. Обычно он начинал как-то так…

– Я успел соскучиться по тебе, сестрица. Что за глупые отлучки? Или ты провела время с пользой? Хвала Пресветлому, никак ты сумела поправиться? Кажется, теперь я буду любить тебя еще чаще и жарче! Надеюсь, теперь ты бросишь тщетные попытки отделаться от меня? Ну-ка?

Голос Игниса странно изменился. А уж положить руку сестре на грудь он не мог даже помыслить!

Кама пробудилась мгновенно. Рубанула назад локтем, едва не разбив его о кожаный доспех, и через мгновение стояла уже на ногах за чаном, сжимая в руках стальную подставку от масляной лампы, не думая ни о наготе, ни о чем. За чаном, округлив глаза, замер Фамес Гиббер, принц Даккиты и старший брат Эсоксы.

– Не Эсокса, – с досадой облизнул клыки Фамес, которого в Ардуусе все считали красавчиком, но с которым никто не водил близкую дружбу из-за его нескрываемого высокомерия. – Вовсе не Эсокса! Это плохо.

Кама почувствовала, как дрожь пробивает ее тело. Вода стекала с нее и собиралась в лужу. Где же Глеба? Где Эсокса?

– Не Эсокса, – повторил Фамес и снова облизнул клыки. – Но лучше, чем Эсокса. Это хорошо. И, кажется, я тебя знаю, – принц Даккиты нахмурился, но почти сразу расплылся в улыбке. – Ты ведь четвертый ребенок несчастного короля Лаписа? Как тебя там зовут? Ка… Камаена Тотум? Наслышан о твоей красоте, но, признаюсь, не ожидал, что твое тело настолько соответствует твоему лицу. Что ты тут делаешь? А, ну конечно… В Ардуусе объявлено, что ты убила принца Кирума, так что теперь тебе… Теперь тебе только сюда. Хочешь со мной дружить?

Он сделал шаг вперед. Сделал шаг вперед, положив руку на рукоять меча. А меч Камы остался в другой комнате.

– Не подходи!

Она сделала шаг назад, обернулась. Все-таки домик был маловат. Таких шагов у нее оставалось с пяток, но если она их сделает, то даже взмахнуть тем нехитрым оружием, что попало ей под руку, не сможет.

– Не делай глупостей, – Фамес медленно потянул из ножен даккитский клинок. – У тебя нет выхода. После того что ты узнала, твоя жизнь ничего не стоит. Одно лишь способно спасти ее, дружба со мной.