– Ты хочешь кататься на лыжах? Не замечал раньше за тобой любви к этому виду спорта. Слушай, такие вещи надо планировать заранее! У меня же работа. Чтобы покататься на лыжах, вовсе не обязательно далеко ездить. Тем более – лететь. Ивкин недавно ездил с семьей куда-то по Дмитровскому шоссе. Там отличные лыжные трассы, подъемники. Давай в субботу махнем? А на твой Домбай… – Еремин подошел к жене, успокаивающе обнял ее за плечи, заглянул в глаза, зеленые, немного кошачьи, – давай поедем на майские. Закончится сезон, уедут лыжники, зацветут альпийские луга. Будет теплее, лучше, дешевле, в конце концов.

– Дешевле… – прошипела Альбина, сбросила его руки со своих плеч, резко развернулась, хлестнула обиженным взглядом и бросилась в спальню. – Можешь ехать, когда захочешь, а я еду завтра!

– Да я вообще никогда не хочу, – пробормотал себе под нос Еремин. К активному отдыху он был абсолютно равнодушен. Конечно, зависал порой над отфотошопленными фотографиями и роликами, выложенными в интернете отважными горнолыжниками. Смотрел фильмы, снятые в горных «декорациях». Но всё – только дома. На диване. С бокалом вина или бутылкой пива – это как карта ляжет.

Он стоял в дверях спальни и смотрел, как жена нервно кидает в дорожную сумку свои вещи – объемные свитера ручной вязки, футболки, штаны. Зачем так много? Жить она там, что ли, собирается?

– Зачем? Объясни, зачем тебе нужно туда ехать?

Альбина оставила в покое одежду, выпрямилась и с вызовом посмотрела на Еремина.

– Ну, например, за вдохновением – я же художник.

– Художник… – медленно произнес он. – Знаешь, про вдохновение свое – это не ко мне. Это к Умуту.

Умут Кылыч, турецкий отельер, был большим почитателем картин Альбины. И, как подозревал Еремин, не только картин, но и художницы.

– Не волнуйся, если ты не поедешь, обращусь к нему. Думаю, он не откажет… – Она снова принялась собирать сумку.

Еремин смотрел на агрессивную спину Альбины. Чокнутая. Она точно чокнутая. Но он не может без нее. Не может, и все.

И следующим утром Еремин с женой уже сидели во Внуково в ожидании рейса на Минеральные Воды. Рейс все откладывался и откладывался, и с каждым новым объявлением о задержке в душе у Еремина росло и крепло чувство, что в какой-то момент Альбине все это надоест. Но жена молчала, и он решил ее немного попугать.

– Знаешь, Альбина, у меня какое-то странное предчувствие. Помнишь, мы смотрели фильм… – Он задумался, роясь в памяти в поисках названия, но так и не нашел ничего подходящего. – Там парень выскочил из самолета, а самолет возьми и разбейся. Так и я. Чувствую, что ничего хорошего из этого полета не выйдет.

Ответный взгляд Альбины предложил Еремину заткнуть свои чувства куда подальше. С ней вообще происходило что-то непонятное. Какая-то нервная, на-электризованная. И потом: почему вместо тихих, абсолютно безобидных, к тому же невероятно бюджетных прогулок по Москве ее вдруг понесло в горы? Главное, предлог какой нашла – вдохновение искать! Надо же такое придумать! Не иначе как новая психотерапевтша ее накрутила. Надо будет, когда они вернутся, разобраться с этой дамочкой, подумал Еремин и тут же мысленно хмыкнул: если, конечно, они вернутся.

Когда посадку наконец объявили, Еремин уже категорически не хотел лететь. Но даже если он откажется, танк по имени Альбина с намеченного курса не свернет. А отпустить ее одну он не мог. Хотя бы из-за дурацкого предчувствия, терзавшего душу.

Самолет набирал высоту, и Альбину вроде немного отпустило. Видно, поняла, что при любом раскладе на Домбай они попадут. Похлопала Еремина по руке.