|
Значит, есть теперь у ментов информация — о том, что Герман должен был деньги Андрею Юрьевичу Семенову по кличке Леший. А скорее даже не должен был, а вымогал у него деньги господин Семенов. Герман ведь найти должен был где-то эти бабки, двести штук, значит, по знакомым ходил или что-то продавал. И кому-то, а скорее всего нескольким людям, чтобы разжалобить, мог ляпнуть, что бандиты наехали круто, требуют бабки, попал крепко, а не отдашь — кончат. Про долг он вряд ли кому сказал — никто бы ему тогда бабок не дал, сам попал, сам крутись, — а вот про рэкет точно. Мог еще наплести, что семью убить обещают или чего-нибудь в этом роде, — кто знает, как его Славкины люди напрягали.
А значит, теперь эти знакомые, которые ему помогли и знают уже, что денег не вернуть, дадут показания. И выйдет, что хотя господин Семенов получил с коммерсанта приличную сумму, все же решил его убить — то ли бабок мало показалось, то ли отплатил за то, что коммерсант месяц назад обратился в РУОП. В общем, он прих…ел слегка — и он, и Пашка, которому все рассказал. Правда, решаемый был вопрос — были люди и на Петровке, и в прокуратуре, кому платил регулярно за помощь. На завтра запланировал встречу — и готов был проплатить прилично, чтоб выведали все и потом дело закрыли или в другую сторону следствие подтолкнули. И с адвокатом следовало перетереть на всякий случай. Но один х…й время надо, чтоб все решить, а пока… И тут еще Кореец обо всем узнал — хер поймешь откуда. И сейчас опять начнет свое — сматывай, да поскорее. Он на следующий день, после того как от пьянки отошел, ему позвонил — на номер, который Генка Голубю оставлял, — и, чтоб не слушать, что Кореец скажет, сразу заявил, что встретиться хочет, дело есть. И пропустил мимо ушей фразу, что дела его кончились, — повторяя свое. Услышав наконец, чтобы приезжал в Строгино и встал у автосервиса, перед выездом на окружную, и из тачки не вылезал. Место глухое, потому чуть не шмальнул, когда какая-то рожа сбоку к «паджеро» подошла — сразу видно, что из братвы, — только потому, что тот один был, не шмальнул, хотя в тачке, от которой этот пришел, сидел кто-то еще. И сжимал ствол, приспуская стекло, когда этот буркнул: «Леший? За мной езжай — ждет Кореец». И расслабился, только когда его привели в эту квартиру — с такими предосторожностями, словно в бункер Гитлера, который он видел, когда в Германии был. На горе, высоко жутко, «Орлиное гнездо», что ли, — вот туда хер проберешься, и сюда так же. У подъезда тачка с людьми, в квартире несколько человек, и открывают дверь минут через пять, все высматривают да прислушиваются — а когда открывают, толпа в коридоре, причем грамотно так, все за углами прячутся. Ладно, хоть встретились. Ждал, что Кореец злобиться будет — косяк запорол, пацана положил, и сам приговоренный теперь, а надо было по-умному, — но тот ничего. Не пихал даже и о случившемся не напоминал. Почувствовал, видно, что ему херово, — и вник. Кому скажи года три назад, что Кореец может в чужую ситуацию вникнуть, понимание проявить, засмеяли бы. А он вник. Сказал только, что план изначально был херовый — потому что никогда бы Славка не приехал на одной тачке, без людей и потому что нельзя было привлекать пацанов, у которых понтов больше, чем умения, которых засекают раньше, чем они чего-то сделать успевают. А так — так он, кажется, оценил даже Андреев шаг, оценил, что он за него хотел это сделать, и, кажется, не догадывался о том, что и свой интерес у него был. Только вот повторял периодически насчет того, что дела его кончились и надо отсюда мотать. И когда услышал, что ладно, уеду, мол, только дела решу да выясню все насчет нефтяников этих, озадачил же давно человека, — покивал, предложив охрану дать. |
